Оглавление | Назад | Дальше

ПОДДЕЛКА ГОСУДАРСТВЕННЫХ БУМАГ
И ФИНАНСОВЫХ ДОКУМЕНТОВ

– Говорят, в нашем городе появились фальшивые деньги.

– Ну, и что? Приходи на ипподром,

ты увидишь там не только фальшивые деньги,

но и фальшивых лошадей и фальшивых наездников.

БЕЗ БУМАЖКИ ТЫ БУКАШКА, А С БУМАЖКОЙ – ЧЕЛОВЕК

Фальшивомонетчик, получивший свой первый срок (8 лет строго режима), разоткровенничался на свидании. По его словам, словам профессионала, подделать можно любую бумагу, имеющую хоть какую-то материальную или, что не менее важно, моральную ценность. Подделка ценной бумаги в свою очередь может обернуться опять-таки выгодой материальной. «Ну, к примеру, – философствовал он, – можно прибабахать на лобовое стекло машины фальшивое разрешение для проезда во все недоступные места. Можно на то же лобовое пристегнуть фальшивый талон технического осмотра, а если остановят, предъявить фальшивые водительские права. Можно купить фальшивый диплом Плехановской академии об экономическом образовании и устроиться в компанию к какому-нибудь олигарху. А можно сварганить паспорт гражданина США, и прощай Россия!»

Он взял в руки пачку сигарет, повертел ее, словно изучая на предмет фальшивости, вынул сигарету, поднес к носу и вдохнул запах табака. По тому, как удовлетворенно он хмыкнул, табак оказался настоящим.

– Да мало ли какая бумага может быть не фальшивой! – озорно улыбнувшись, сказал он, – Вот тебе самый что ни на есть реальный случай. Мужик зашел в автобус, как ни в чем ни бывало шлепнул на компостере проездной талон, и через пять минут уже предъявил его контролерам. Те, естественно, ни ухом ни рылом. Даже не заметили, что талончик-то фальшивый! Откатанный на цветном ксероксе!

Я мог продолжить эту известную историю. Еще через пять минут лицо того самого пассажира, вышедшего на остановке, не понравилось постовому милиционеру. Страж порядка попросил незнакомца предъявить документы. «Да ведь мы – коллеги! – заулыбался пассажир, и тут же сунул под нос сержанту удостоверение сотрудника МВД. «Капитан милиции, дознаватель», – прочитал постовой и тут же откозырял в ответ. И когда уже гражданин было зашагал по улице по своим «служебным» делам, у сержанта перед глазами все еще маячила чернильная аляповатая печать на удостоверении. Да и мужик на фотокарточке уж слишком подозрительно выглядел – в гражданской одежде. Бросился он за самозванцем-капитаном в погоню. Настиг. Попросил еще раз предъявить ксиву. А тот лишь заулыбавшись, вытащил из кармана 50-долларовую купюру: «Извини, сержант, ксиву и в самом деле на рынке куплена. Так, друзей смешил. А это тебе за службу». Пятьдесят долларов в бюджете сержанта не лишние. Можно сказать, почти что зарплата за неделю. Да и таких милицейских удостоверений на местном рынке – пруд пруди. Решил простить. А зря. Потому что, когда обменивал 50 баксов в обменном пункте, выяснилось, что и они поддельные.

– Так его поймали? – с неподдельным интересом спросил я узника-фальшивомонетчика.

– А ты сам-то, как думаешь?

– Наверное, поймали, если запомнили. Составили фоторобот, как это бывает, расклеили листовки с его физиономией…

– Все правильно, – кротко согласился осужденный, – Все так. И вот теперь он перед тобой…

Если отбросить лет триста и окунуться в петровскую эпоху, то уже тогда, как говорилось в предыдущих главах, фальшивомонетничество приравнивалось к «лживым поступкам» и стояло в одном ряду с преступлениями об обмане и подлоге. В 22 главе Воинского устава отмечалось не только о лживой монете, но и о лжеприсяге, о ложных весах и мерах, о фальшивых печатях, о поддельных письмах, о присвоении чужого имени или прозвища. Видимо, подельщики различных ценных бумаг, документов так «достали» императора и Сенат, что правительство объявило им тотальную непримиримую борьбу. Сенатский указ 1723 года повелевал: «колодникам, которые по розыску винились в деле воровской гербовой бумаги Ея Императорского Величества указ учинить против того, как следует по указам и уложению о денежных мастерах, понеже та вина (т. е. подделка гербовой бумаги и любых финансовых документов – С. Р. ) равная как денежных воровских мастеров».

Петра поддержал Николай I, при котором из всех комплексов нарушений уставов монетных в Уложении 1845 года особо были выделены нарушения о подделке гербовой бумаги. В Уголовном кодексе того времени даже появилась отдельная статья – «комплекс преступлений против становления об орудиях оборота вообще». Правда, закон не оказался идеальными, нашлись некоторые погрешности и упущения. К недоумению торговых людей, владельцев бирж и банков, в состав правительственных постановлений о фальсификации государственных бумаг, не вошел пункт об ответственности за подделку акций торговых обществ, компаний и товариществ. Ответственность за эти преступления была включена не в монетный, а в торговый устав, а, следовательно, изготовителям фальшивых акций, ни кнут, ни каторга, ни тюрьма не грозили.

О том, что торговые акции и ценные бумаги подделывались с размахом, не мог не обратить внимания наш известный русский юрист Анатолий Федорович Кони. В своих «Воспоминаниях» он описывает случай о подделке целых серий ценных бумагах:»В первой половине 60-годов большое впечатление на всем юге России произвело так называемое дело серий. Вскоре по выпуске в свет этого рода бумаги в торговле и на базаре в Харьковской губернии появились во множестве превосходно сделанные поддельные серии, даже окраской своей, составляющей секрет для Экспедиции заготовления государственных кредитных бумаг, почти не отличавшиеся от настоящих. Всего их было выпущено на 70 тысяч. Из них 15 тысяч были получены в обмен на свой капитал помещиком Славяносербского уезда Савичем, который, узнав, что потерял свое состояние, от отчаяния сошел с ума и застрелился.

Летом 1865 года началось следствие, возложенное на особую комиссию, заседавшую в Изюме. Оно велось очень энергично и успешно – были добыты важные вещественные доказательства, и вскоре заподозренными оказались изюмский предводитель дворянства Сонцев, помещик Карпов, мещанин Спесивцев, дворянин Щепчинский, отставной гусарский полковник Беклимешев, бахмутский уездный предводитель Гаврилов и другие, оговоренные сознавшимися в участии в подделке мещанином Коротковым, резчиком Гудковым и гравером Зебе. Когда стали привлекать их в качестве обвиняемых и производить у них обыски, Сонцев покушался застрелиться, а затем сознался и тоже оговорил всех поименованных лиц. В начале следствия Карпов умер скоропостижно в тюрьме, причем оказалось, что смерть последовала после того, как ему был принесен кем-то бурак с икрою. Исследование желудка в университете обнаружило признаки отравления наркотическим ядом, но протокол об этом вместе с остальной частью внутренностей, хранившегося в кладовой врачебного отделения губернского правления, пропал бесследно, а кто приносил под видом брата Карпова икру – открыть не удалось. Арестованный в Одессе Спесивцев по доставлении в Изюм заявил, что желает во всем сознаться и укажет соучастников, но на следующее утро после этого был найден в своей камере мертвым, висящим на платке, обвязанном вокруг столба. При дальнейшем производстве дела Гудков и Зебе сняли с Гаврилова и Беклемишева свой оговор, будто бы исторгнутый у них насилием, и приняли всю вину исключительно на себя. Сонцев же совершенно отказался от своего показания, как данного им «не в своем уме». В конце концов, Гудков и Зебе, как сознавшиеся в подделке, были приговорены к каторге, а двое главных по общему убеждению, виновных – Гаврилов и Беклемишев, признанные уголовной палатой и сенатом таковыми, были оставлены Государственным советом в сильном подозрении и, вернувшись в Харьков, заняли свое место в обществе.

Правда, через некоторое время следствие возобновилось. Работникам прокураторы удалось доказать, что Гудков и Зебе взяли всю вину на себя за приличную взятку. Взятками Гаврилов и Беклемишев старались подкупить чиновников в суде, журналистов. Гаврилов писал своей сестре, которая ходила по инстанциям: «Надо под шумок тихонько дельце делать, бросив вредные иллюзии о бескорыстии. Нельзя всех мерить на чистый аршин. Давать не спеши, пусть покажут! Достаточно дать понять, что у тебя есть, что дать».

Следствием была найдена и расходная книга, в которой были отмечены все подношения для защиты Гаврилова. Сотни рублей раздавались нужным людям: «пансионерам», «на непредвиденные расходы (4500 руб. ), «на буфет» (700 руб. ), «на аптеку» (свыше 1000 руб. ), «на трущобы», «за статью», «литераторам» с обозначением имен некоторых из сотрудников сатирических и других органов и того, сколько дано, чем и объяснялось необычное усердие некоторых газет к выяснению истины в деле серий и снятию «незаслуженного обвинения с почтенных имен».

Кстати, получившие начальную «помощь» от Беклемишева и Гаврилова Гудков и Зебе, не дождавшись второго оговоренного «транша», признались, что получали большие суммы на расходы в тюрьме. Этими деньгами и подкупались тюремные служители.»Гудков, – как описывал его Кони, – мужчина огромного роста и атлетического сложения, настоящая «косая сажень в плечах», заявил, что за время трехлетнего пребывания в остроге тратил на себя до 50 рублей в день, проиграл свыше десяти тысяч, ни в чем себе не отказывал, имел женщин, что всегда очень дорого стоило, и ежедневно ложился спать совершенно пьяный. «Вино нам приносят конвойные в кишке, обмотанной вокруг тела, и малюсенький стаканчик, чуть не в наперсток величиной, стоит 30 копеек», – пояснял он, прибавив: «А взгляните на меня, ваши благородия, сколько мне надо таких стаканчиков, чтобы я охмелел:»

Словом подкуп был доказан.

Шли годы, а поддельщиков ценных бумаг и документов меньше не становилось. В 1908–1909 годах российские мошенники наловчились подделывать обыкновенные почтовые марки, которые продавались во всех лавках от 7 до 10 копеек за штуку. В торговле их было так много, что работники полиции пришли к заключению, что действует хорошо организованная шайка, которая успела разбросать поддельный товар не только в Питере и Москве, но и во многих городах центральной России. разбросившая свои сети по всей территории России. Но в белокаменной фальшивок марок обнаруживалось и изымалось больше чем где бы то ни было. Дело взяла под свой контроль сыскная полиция Москвы. В день операции сыщики прошли по табачным и мелочными лавкам, изъяли все подозрительные марки и принесли к начальнику сыскной полиции города Кошко. Аркадий Францевич не без труда догадался о способе подделки: зачистка уже использованных марок была идеальной. Ни следов старых штемпелей, ни одного обломленного или загнутого зубчика, даже заново нанесенная клеевая масса была аккуратно наложена специалистами государевых типографий. Единственный нюанс, который после тщательного изучения подделок обнаружил Кошко, – краска на фальшивке казалась слегка выцветшей. Началось следствие и тут же партию фальшивых марок направили в Главный почтамт на экспертизу, и уже через несколько дней почтовыми экспертами была подтверждена версия начальника сыскной полиции Москвы об изящной подделке.

Стали выстраивать цепочку поставки поддельных марок на торговый рынок. Все допрошенные лавочники даже не подозревали о подделке, ведь марки они закупали в почтовых отделениях. Не верить им смысла не было. И только один лоточник вспомнил, как однажды получил партию марок от известного коллекционера – некого Е. Полицейские нагрянули к Е. с обыском, но ни одной поддельной марки найти не удалось. Зато в бумажнике коллекционера обнаружили подозрительную накладную, по которой был получен целый мешок перьев для письма. Недоумевали: зачем коллекционеру целый мешок? Тем более перья были выписаны из Варшавы. Разве нельзя купить в Москве?

Коллекционеру в кутузке учинили допрос с пристрастием. Задержанный долго отпирался, но когда понял, что может оказаться на скамье подсудимых, разговорился. Фальшивые марки, как обыкновенные копеечные, так и царские номиналом от 5 до 40 рублей, исходили из варшавской (в то время Польша входила в состав России – С. Р. ) «Переплетной мастерской Я. Гриншпана». В подполе мастерской, по чистосердечному признанию Е. «обмалаживались» содранные с конвертов марки.

Прихватив двух агентов начальник полиции Кошко самолично отправился в Варшаву. В качестве покупателей обратились за товаром, и, когда торговая операция «деньги – товар» была завершена, хозяева переплетной ма

терской были задержаны. Когда сыщики спустились в подпол, то были шокированы: мастерская была оборудована по последнему слову технологии.

Один угол занимал специальный котел, в котором отпаривались и отклеивались от конвертов «гашеные» марки. В центре цеха – стол с чертежными досками, на которых марки высушивались и заново обмазывались клеем. Но помимо «отпаренного старья» в руки сыщиков попали и несколько тысяч самопальных марок. Они были в листах, разрезать которые преступники еще не успели.

«Вычищенные, даже несколько влажные марки, – описывает мошенническое производство А. Кошко, – раскладывались клеевой стороной на чертежном столе по 10–20 штук в зависимости от желаемого размера квадрата. Укладывались эти марки чрезвычайно тщательно, а именно так, чтобы краевые зубчики одной входили в промежутки зубчиков другой и образовывали этим самым как бы непрерывную общую массу. После этого бралась узенькая (не шире миллиметра, а может, и меньше) ленточка тончайшей папиросной бумаги длиною во весь лист и осторожно наклеивалась по сошедшимся зубчикам между рядами марок.

Затем брался особый инструмент (тут же лежавший) напоминающий собой колесико для разрезания сырого теста, но отличавшийся от кухонного инструмента тем, что по краям этого колесика (перпендикулярно периферии) торчали частые и острые иголочки. Если взять этот инструмент за ручку и прокатить колесико по обклеенному междурамочному пространству, то на нем опять пробьются дырочки, но ряды марок, благодаря оставшейся папиросной бумаге, окажутся плотно связанными друг с другом, и разве с помощью чуть ли не микроскопа вы различите эту поистине ювелирную работу»…

Командовали производством два брата по фамилии Гриншпан. Взятые с поличным, они не стали отпираться. Раскрыли сеть агентов, которые распространяли фальшивую продукцию по торговым лавкам крупных российских городов. Понятно, что на скамье подсудимых оказалась ни одна сотня обвиняемых и свидетелей. В наши дни фальшивые марки изготовлять не перестали. Правда, выгоднее стало подделывать не почтовые, а акцизные марки. Один знакомый сыщик из УБЭП рассказал мне случай, когда опергруппа накрыла поддельщиков акцизных марок на водку. Преступный коллектив состоял из трех человек. Безработная жительница Красноярска, горячий чеченский парень из Шалинского района и один мужичок тридцати лет из Подмосковья. Кстати, по роду – военнослужащий. По документам – представитель службы внешней разведки 1-го Главного управления Министерства Обороны. Проще сказать – гэрэушник.

Попалась троица почти случайно. В одном из московских районов милиция проводила обыски в злачных местах на предмет фальшивых германских марок. Как раз накануне, один из внештатных засекреченных агентов донес информацию, что в неких организациях имеется крупная партия незаконной полиграфии. Менты, окружили дом, готовясь к операции, а тут и троица подъехала на иномарке со спецпропуском и спецномерами Главного управления Министерства обороны. Видимо, «разведка» приняла оперативников за клиентов, и ее главный представитель предложил не торговаться. За 10 тысяч фальшивых акцизных наклеек попросил 9. 600 баксов и тут же их получил. А когда преступники сообразили, кто был покупателем фальшивок, ударились в бега. Игра в догонялки на машинах закончилась победой оперативников. Всю троицу задержали.

Дошла до меня история, как младшеклассники на помойках и свалках сдирали с пустых водочных бутылок акцизные марки и… продавали по рублю за штуку старшеклассникам. Те в свою очередь уже по три рубля – бутлегерам, которые по второму разу использовали акцизную марку. И не придерешься – все как в магазине! Только внутри бутылки самопальная водка, а снаружи самый взаправдашний акциз…

Оглавление | Назад | Дальше