Назад

ИНТЕРВЬЮ ПО ПЕРВОЙ ПРОГРАММЕ

В бытность, когда мне выпала честь нести службу пресс-секретаря министра медицинской промышленности, в кабинете раздался звонок.

– Здрасьте, – вежливо сказали, – Это вас из Останкинской телерадиокомпании беспокоят. Хотелось бы, чтобы ваш министр дал получасовое интервью.

– Нет вопросов, – ответил я, в ту же секунду подумав о том, что время, отведенное на беседу слишком огромное, – Только скажите, на какую тему. Хотя он и министр, но человек, и ему тоже нужна какая-то подготовка. Тридцать минут все-таки…

– Ну, конечно, конечно, – ответила трубка, – Обеспечение населения страны лекарственными препаратами.

– А какой канал? – спросил я.

– Первый, – с гордостью промолвила трубка.

«Ни фига себе! Первый!» – подумал я и с гордостью положил трубку. Даже председателю Совета Министров в то перестроечное время не предоставлялось полчаса прямого эфира на первой программе. И я, выпятив грудь вперед, направился в кабинет к шефу. Министры очень любили, когда их персонами интересовались в Останкино. А мой – в особенности.

– Вот, – зайдя в кабинет, сказал я руководителю важной отрасли, – Выбил вам целых полчаса прямого эфира.

– По какой?

– Конечно, по первой!

– Но там ведь такие зубры телеведущие! Они с меня шкуру спустят!

У министра вытянулось лицо и обвисли плечи. Лекарств в стране катастрофически не хватало.

– Можно я захвачу с собой пару академиков. Втроем отбивается легче.

– Хоть десять берите, – небрежно махнул я рукой, как будто был руководителем первого канала. В назначенное время министерский членовоз подъехал к Останкино.

– Что-то я бледный, как покойник, – сказал министр.

– Ничего страшного. Малость подгримируют, подкрасят и будете как живой. – заверил я его.

Нас вежливо встретили и повели в студию.

Разделись, расположились за столом ведущего, перед всеми поставили по чашечке кофе. Никто никого гримировать не собирался. Зато стали объяснять, как вести себя в эфире. Журналист будет задавать наводящие вопросы, а министр и два академика – отвечать.

Интервьюируемые в знак согласия кивнули головами.

– Только один нюанс, – уже перед тем как направиться в студию, сказал ведущий, – Если кто-то кого-то захочет перебить, или передать слово коллеге поднимите руку чуть вверх в направлении говорящего. – и показал, как это делать.

Мой шеф тут же остолбенел.

– Что же мы так полчаса и будем как пионеры махать руками?

– А чего здесь страшного? – удивился ведущий.

– Все на нас будут смотреть, а мы будем руками махать?

– Кто все? Только мы, работники студии.

– Разве это не прямой эфир? – удивился министр.

– Самый, что ни есть прямой.

– Так что же мы перед миллионами телезрителей махать руками будем?

– Какими телезрителями? – не понял ведущий.

– Российскими, – ответил министр и грозно посмотрел на меня.

Я сразу пришел на выручку главе отрасли и вступил в разговор.

– Мы ведь не на Шаболовку, а в Останкино приехали?

– В Останкино, – подтвердил ведущий.

– На первую программу?

– На первую.

– Телевидения?

– Какое телевидение. Это радио!

Мне показалось, что сейчас я упаду в обморок. Выручил дружный хохот двух академиков и министра, который, вытирая пот на порозовевшем лице сказал:

– А вся моя семья уже сидит около телевизора и ждет моего появления.

– Я ей сию минуту позвоню и все объясню, – тут же засуетился я.

– Не суетитесь, – сказала мене девушка оператор, когда министр и два академика заняли места около микрофонов за стеклянной перегородкой, – По первому каналу показывают «Рабыню Изауру». Вся страна смотрит. Какой там к черту министр!

Когда интервью закончились, все вежливо и со счастливыми улыбками раскланялись, и мы уселись в свой членовоз…

Я никогда не предполагал, что мой шеф может так виртуозно ругаться. Это было что-то!

1998 г.