Оглавление
ГЛАВА 19. АФИНСКАЯ
После двух дней «дипломатических» встреч Афинская вновь с раннего утра была уже в своем кабинете. Она постаралась сразу окунуться в проблемы своего производства. На прием пришел музыкант Гоша – отличный гармонист-деревенщик, но вечно недовольный жизнью. Гоша у нее уже два месяца работал в свободном полете. Сам напросился. И вот теперь пришел вновь жаловаться и просить постоянного места.
•Ну, чем теперь твоя душенька недовольна? – вздохнув, спросила Афинская.
Гоша очень уж любил поговорить обо всем обстоятельно. И теперь, не торопясь, принялся делиться своими бедами и несчастьями.
•Совсем, Татьяна Сергеевна, житья не стало. Вчера утром встал у входа в метро «Площадь Ильича». Разложил стульчик. Pаccтелил чехол для подати. Растянул шарманку. Женщина: «И не стыдно попрошайничать? Шел бы лучше работать на „Серп“, чем здесь побираться!» Другая баба ей говорит: «Чего к парню пристала? Зарабатывает, как умеет, не ворует же!» – и выгребает мне «штуку». Психопатка от меня отваливает. А мне каково после таких оскорблений заниматься творчеством?! Но растягиваю мехи. Все идут мимо, на меня ноль внимания. Вдруг подходит какой-то чучмек, спрашивает: «Cлуш! Што ыгpал?» «Чаpдаш», – отвечаю. «Pучка дай! Запиши адpэc, што ыгpал». Пишу: «чардаш». Кладет 2000. А рядом стоит уже поддатый хохол и заказывает «Pаcпpягайте, хлопцы, коней». Кладет 1000. Кавказец – «чардаш» и кладет 2000. Хохол – опять «Кони». Кавказец – «чардаш»… кручусь, как пропеллер.
Она натянуто улыбнулась, но настроение было совсем невеселое. Да и слушала она Гошу рассеянно. Не давала покоя мысль об Юрайте. Неужели это он так умело организовал действия цыганского табора? И как смог обвести ее вокруг пальца? Нет, она не могла этому поверить. Но ведь были же цыгане, были сотни монахинь на дорогах, которые так внезапно растворились в неизвестном направлении. Нет, она все больше убеждалась в том, что Юрайт не мог стать предателем. А кто? Кнорус? Конечно, он. Тогда, каким образом теперь уже бывший заместитель смог оказать давление на Юрайта, чтобы он взял всю вину на себя?
•Татьяна Сергеевна, вы меня слушаете? – Гоша заглядывал ей в глаза.
•Да-да, конечно. Ну и что дальше?
•Потом подходит еще один чудак: «Прощанье славянки» давай«. Даю. Кладет 1000. Вдруг удар по черепушке! «Медленнее играй! Не выводи!» Какой-то мужчина в длинном кожаном пальто ставит к мое-му стульчику листовку из твердой бумаги. Молча исчезает. Кошу на нее взглядом: «Общество открытой любви», обращение к гражданам России. Пускай, думаю стоит. Может, пригодится. Но кавказец, хохол, а затем и этот, из любовного общества, отвалили – и никаких подаяний…
… А не снюхались ли Яхтсмен и Кнорус? После того, как она отправила своего любовника и конкурента на встречу с Кнорусом, они могли объединиться и выработать какие-нибудь совместные действия против нее. Хотя Яхтсмен для этого слишком глуп. Значит, чем-то его Кнорус купил. Чем? Конечно, мог поделиться барышом, который был снят с монашеского мероприятия. Яхтсмен жаден до денег. Тем более в последние недели сама Афинская путем спаивания «трудового коллектива» бывшего сутенера значительно сократила его прибыли от подаяний. Поэтому Яхтсмен мог обидеться и в отместку принять Кноруса под свое крыло и защиту. Но нет. Если бы такое произошло, то тогда она совсем не разбирается в людях. Ведь в эту ночь, которую они провели с Яхтсменом на одной постели, он то и дело твердил ей о своей преданности и любви. Да и, подвыпив виски, неподдельно размахивал револьвером, который всегда носил при себе, грозился, что к сегодняшнему вечеру покончит с Кнорусом раз и навсегда. Нет, если бы Яхтсмен претворялся, то делал бы это очень примитивно, и она без труда смогла бы разгадать эту игру. Но ведь они, по сути дела, были обручены, и будущий муж уже завтра должен договориться в церкви об их обручении. Она дала на это согласие и в тусклом свете хрустального бра увидела, как радостно засверкали глаза ее женишка.
Что она увидела сразу в этом блеске его глаз, так это то, что он, горемычный, надеялся, что брак с нею, Афинской, даст ему власть над всеми нищими столицы. Она без труда догадалась, что он уже уготовил ей место пусть не у домашней плиты, то уж в качестве педагога по подготовке новых калек и нищих. Сбором и подсчетом барышей и определением нищенской политики он мечтал заниматься сам. Надо было быть круглой дурой, чтобы этого не разглядеть. Но правда, и то, что Яхтсмен восхищался ею не только как теневым бизнесменом, но и как женщиной. Изящной, нежной, непредсказуемой. А это она, Афинская, смогла безукоризненно сыграть роль такой женщины.
•От «Заставы Ильича» я поехал к «Третьяковке», – продолжал свой рассказ Гоша. – Опять играю у входа в метро. Листовку ставлю рядом. Эмблему общества – напоказ. Шпарю марши. Проходящие мимо косятся то на эмблему, то на листовку. Некоторые смотрят одобрительно, подбадpивающе, не забывая подкиды-вать бабки. Подходят, берут листовку. Читают. «Вы что, из этих?» – «Представьте себе!» – «Вообще-то здесь играть не положено». Словом дают понять, что и отсюда пора линять по добру – по здорову. Перехожу на станцию «Китай-гоpод». Слева занято. Аккордеонист какой-то жужжит. Иду направо. Слава Богу, свободно! Pаcположилcя. Пилю. Минут через сорок подкатывает аккордеонист. Лет 60, с брюшком. Наш, наверное, человек. Но я такого не видел в конторе. Новенький, Татьяна Сергеевна?
Но Афинская опять не слышала Гошу. Она вертела в руках золотую зажигалку и думала о револьвере Яхтсмена. Зачем он с ним ходит? Ведь рискует же, дурак. Прекрасно знает, если повяжут его менты, то только пистолет – хранение оружия – обеспечит ему верную решетку. Но если носит его при себе, значит, кого-то боится? Кого? Впрочем, кого боится Яхтсмен, ее мало интересовало. А тот факт, что пистолет постоянно при нем, может когда-нибудь сослужить добрую службу.
•Так вот, этот с брюшком и говорит: «Коллеге привет! Иди на мое место – там лучше кидают». Перешел на его место. Минут через пять мент: «Пройдемте для проверки документов». В отделении: «Документы есть?» – молодой старшина, за главного, наверное. «Параграф 11, пункт 2: игра на музыкальных инструментах на территории метрополитена запрещена. Pаcпишитеcь здесь и здесь. С вас штраф…» Из отделения еду на «Цветной». Гну свое, да что толку! Картина та же. Опять мент. На этот раз без привода в отделение. Попросил исчезнуть, посоветовал на Белорусский. Что делать? Иду. На Белорусском – перрон. Сел на старое местечко между бюстами Ленина и Маркса. Подвалили два омоновца: «Закрой поддувало!» Я им говорю, да вы что, ребята! Совсем житья не стало! В метро нельзя. В переходах и на перроне тоже. Где игpать-то? В это время дверь кабинета приоткрылась, и на пороге появилась Агата.
•Чего тебе, радость моя? – с раздражением в голосе спросила Афинская. – Почему не пиликаешь? Почему тут?
Агата оглядела кабинет, как будто никогда в нем не была, остановила взгляд на Гоше и, не отвечая на вопрос Афинской, сказала:
•Я к вам зайду, как освободитесь. Кое-что сказать хочу.
•Я тебя не вызывала, – с еще большим раздражением ответила Афинская. – И буду занята целый день.
Девушка закрыла дверь, и довольный вниманием патронессы Гоша, продолжил свой рассказ.
•На Курском. Протискиваюсь между лоточниками. Толкаю углом аккордеона «менталитета». Тот соответственно толкает меня. Я ему говорю: «А полегче нельзя? Я же не нарочно». А он сразу: «Докумен-ты есть?» – «Пожалуйста». – «Прешь, как лось! Могу и зубы пересчитать!». Словом, домой приехал взвин-ченный. Ну и денек, господи! Татьяна Сергеевна, вы дали бы уже мне свою точку, чтобы никто не трогал. Что ж, я уже больше двух месяцев в свободном полете!
•Так ведь сам просил!
•Дурак был, – честно признался Гоша. – Тех, кто в свободном полете, без «крыши», многие обижают. Менты, залетные бандиты, воришки. Чуть отвернешься, тут же стащат коробку с податью. А то какое-нибудь хулиганье за твое творчество и просто в рожу даст. Определите меня на точку, Татьяна Сергеевна! Не хочу больше свободно летать.
Афинская и сама знала, что музыкальное попрошайничество очень развилось в последнее время. Соответственно стало больше и жуликов, желающих пошарить по карманам тех, кто наигрывал в свободном полете. Грабили их, избивали и тем не менее носить с собой барабан считалось выгодным делом.
Она припомнила случай, который в свое время обошел страницы почти всех центральных газет. У уличной музыкантши в Питере воры украли уникальную в своем роде скрипку, стоимость которой, по самым приблизительным подсчетам, зашкаливала за полмиллиона долларов. Историческая скрипка была изготовлена в 1720 году Давидом Тахлером, учеником знаменитого Антонио Страдивари. Дорогой инструмент в Санкт-Петербург привезла какая-то заслуженная артистка из Латвии. Из-за крайне стесненного материального положения она покинула бывшую советскую республику и переехала жить во вторую столицу России. Сняла там квартиру и зарабатывала на жизнь тем, что играла на скрипке возле Петропавловской крепости, где неплохо подавали туристы-иностранцы.
И вот однажды, когда артистка-нищенка возвращалась домой, к ней подбежали двое молодых людей. Скрипачку стукнули по голове, выхватили из рук футляр со скрипкой и скрылись.
После долгих поисков бандитов задержали. Они и рассказали следователям, что однажды обратили внимание на старушку-нищенку, которая играла на скрипке возле Петропавловки, и решили ограбить ее. Интересовал их, правда, не инструмент, а выручка, которую музыканты, как правило, тоже прятали в футлярах. В тот день скрипачка заработала около тридцати долларов. Деньги преступники, конечно, сразу прокутили, а скрипку, не подозревая об ее ценности, спрятали на стройплощадке.
•Хорошо, – сказала она Гоше, при этом вспомнила о неожиданном визите Агаты, – займешь место скрипачки на «Охотном».
•Агаты, что ли?
•Да.
•А она куда? Да и Русич на «Театральной» пилит…
•Не твое дело. Прямо сейчас можешь ехать на ее место. А Русича мы на «Площадь Революции» отодвинем.
Гоша поднялся со стула и начал расшаркиваться:
•Ой, какое большое спасибо я вам хочу сказать, Татьяна Сергеевна, – он, все еще глядя на нее, пятился к дверям. Но у порога вдруг спросил: – Новый номер разучил. Хотите «Камаринскую» рвану?
•Иди-иди. Только мне еще плясовых сегодня не хватало.
Когда дверь за ним закрылась, она тут же нажала на кнопку селектора. В большой комнате сидели два водителя-телохранителя.
•Ребята, Агата ушла?
•Нет. Здесь.
•Пусть войдет.
Но она не стала дожидаться, когда Агата войдет в ее кабинет. Встала с кресла и быстро прошла к двери. Ну, как она сразу-то не сообразила, что визит Агаты связан с проблемами Юрайта. Конечно, последнее время она недолюбливала эту девушку. Но ее немилость к ней была скорее связана с производственной темой. Она, как и в старые доперестроечные времена, не любила, когда на ее производстве штатные сотрудники крутили романы. Считала, что это отвлекает от творчества и работы.
Афинская сама распахнула дверь, рядом с которой уже стояла Агата.
•Проходи, – сухо сказала она и указала рукой на стул. – Садись и рассказывай.
•Да рассказывать-то по сути дела и нечего. Я не знаю всех перипетий и из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Но твердо могу сказать одно – Юрайт ни в чем перед вами не виноват.
•А в чем он передо мной должен быть виноват? – вкрадчиво спросила Афинская.
Агата пожала плечами:
•Не знаю. Но он вас никогда не подводил.
•Агата, – спокойным голосом сказала Афинская, – ты должна рассказать мне все, что тебе известно.
•А мне ничего не известно! Ничего! Понимаете? – Агата закрыла глаза ладонями и разрыдалась.
Афинская поставила перед ней пузатый бокал, достала из бара бутылку коньяка и наполнила его почти до половины.
•Выпей и успокойся.
Агата отвернулась:
•Мне допинг не требуется. Я вам все сказала.
Афинская на какую-то долю секунды потеряла контроль над собой и со всей силы стукнула кулаком по столу:
•Пей, я сказала!
Девушка от неожиданности вздрогнула, взяла бокал и выпила коньяк до конца.
•Теперь выкладывай все начистоту.
Афинская видела и теперь понимала, что в девушке боролись два желания. Агата была готова расколоться и рассказать обо всем, что творилось в ее душе, но кто-то – и это скорее всего был сам Юрайт – строго-настрого запретил ей кому бы то ни было раскрывать тайну.
•Пойми, дуреха, – придвинувшись ближе к Агате, сказала Афинская, – ведь если Юрайт попал в беду, ему никто кроме меня не поможет. Ни милиция, ни прокурор, ни президент…
•Я ему могу помочь… – коньяк помог Агате немного успокоиться и п
ийти в себя.
•Может быть. Но я ему тоже, как мать родная. И не хочу терять этого парня. Я тебе по секрету скажу: я намеревалась сделать его своим первым помощником. Понимаешь – помощником. И я не верю, давай, уж ничего друг от друга не скрывать, что Юрайт мог предать меня. Да, он мне звонил и сказал, что обманул меня. Но я этому ни капельки не верю. Но кто его заставил взять на себя чужую вину, мне неизвестно. Хотя догадываюсь.
•Кнорус…
•Ну вот, – спокойно вздохнула Афинская. – Я знала, что мы с тобой, хотя и совсем разные люди, но найдем общий язык. Хотя мне совсем непонятно, чем ему может угрожать Кнорус?
•Он взял в заложницы из его квартиры девушку, которую Юрайт, по всей вероятности, любит, и теперь шантажирует его. Дескать, если не возьмешь его, Кноруса, проделки на себя, то они расправятся с девчонкой.
У Афинской от удивления округлились глаза.
•Вот так лихо девки пляшут! Я считала, что у Юрайта с тобой роман…
•Я бы тоже этого хотела, – откровенно и с вызовом посмотрела в глаза своей начальницы Агата, – но ошиблась. Впрочем, так же, как и вы.
•Так, ну и хрен с ней, с этой девкой! – оживилась Афинская. – Мимолетное увлеченье. Что, на ней свет клином сошелся?
•Вот и Юрайт, видимо, предполагал, что вы за своим черным бизнесом, начихаете на человека, который ему очень дорог. Ведь сейчас вы думаете только о расправе с Кнорусом. И вам совершенно наплевать, что этот дурак в отместку может сделать с девчонкой.
Афинская немного осердилась:
•Во-первых, моя дорогая, черным бизнесом и ты занимаешься, скрывая свои доходы от налоговых служб государства. И если бы у тебя не было этого самого бизнеса, стояла бы ты, забросив куда подальше свою пиликалку, около гостиницы «Москва» или на Тверской, в надежде обслужить за сто баксов за ночь какого-нибудь толстосума, – и умерив свой пыл, уже более спокойным голосом сказала: – Во-вторых, ничего Кнорус с заложницей не сделает. Трус он. Побоится. За это статья…
•Но ведь похитить человека не побоялся. За это тоже полагается статья.
• В общем ты права, – Афинская задумалась. – И что Юрайт собирается делать?
•Он уже все сделал – взял вину Кноруса на себя. А я, дура, вам все рассказала. Хотя могла сама выручить его.
•Каким же способом?
•Кнорус мне уже полгода прохода не дает. И особенно последнее время. Говорит, давай, мол, все бросим, и на год исчезнем за границу. Поэтому я решила: если соглашусь на его предложение, то он отпустит девушку Юрайта.
•Точно, – оживилась Афинская, и ее глаза загорелись, – отпустит.
Агата после последних слов Афинской поникла. Она надеялась, что Афинская каким-нибудь способом сможет Юрайта выручить из беды, вызволить из плена девушку и сделать так, что самой Агате не нужно будет приносить себя в жертву. Но по воодушевленному настроению Афинской она видела, что план госпоже понравился, и она уже даже желала, чтобы Агата бежала к Кнорусу с предложением по обмену заложницами, из которых он одну захватил насильно, а другая к нему должна была прийти по добровольному принуждению.
Она грустно улыбнулась: именно по добровольному принуждению.
Афинская обратила внимание на обмякшую Агату, но и не подумала скрывать своего радостного возбуждения.
•Ладно, Агата, не кисни. Никто тебя на сексуальную расправу Кнорусу не отдаст. Но твой план мне очень нравится. Ты знаешь, где Кнорус держит заложницу?
•Нет.
•Вот и я не знаю. А без этого нам его не достать. Понимаешь, в чем дело?
•Ага, – кивнула головой девушка, понемногу ставшая понимать планы Афинской.
•Кнорус обязательно свяжется с тобой, чтобы договориться о встрече. Ты к нему приедешь и добьешься освобождения заложницы, а потом сдашь тайную явку этого подонка мне. А я уже разберусь, как взять и наказать изменника.
Она подумала о своем предстоящем венчании с Яхтсменом и добавила:
•Скажи ему, что готова на все. Только при этом не давай лапать себя. И, самое главное, не корчи грустную мину.
Агата подняла на Афинскую грустные глаза.
•Ну, черт побери, убери тоску и печаль с лица, Агата! Мы же с тобой актеры не только по профессии! И в жизни с мужчинами мы тоже должны быть примами! Ведь должны же мы выручить с тобой этого простачка-дурачка Юрайта!
Агата впервые за все время беседы улыбнулась и назвала Афинскую по имени.
•Я согласна, Татьяна Сергеевна.
Афинская достала еще один бокал, поставила около себя и разлила коньяк на двоих. Подняла:
•Ну, как говорится, за успех нашего безнадежного дела!
Агата поправила:
•Пусть оно для Кноруса будет безнадежным, а для нас наоборот.
•Вот теперь ты мне нравишься. Сиди дома и жди звонка. Он тебе обязательно позвонит. И угодит в ловушку.
Они не успели допить коньяк, как дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Яхтсмен. Он был в черном безукоризненном костюме, модном галстуке. В руках держал огромный букет роз. Не обращая внимания на Агату, он расплылся в широкой улыбке и обратился к Афинской:
•Картина называется «Не ждали».
•Ты прав, – поставила пустой бокал на стол Афинская и ровным голосом подтвердила: – Не ждали.
•А зря. Я только из церкви. Завтра утром в десять часов венчание.
•И что ты хочешь? Чтобы я повалилась на пол и забилась в радостных конвульсиях? – не обращая внимания на приподнятое настроение своего жениха, отрешенно сказала Афинская.
•Ты не рада? – на лице Яхтсмена медленно таяла улыбка.
Афинская заставила взять себя в руки, улыбнулась, подошла к Яхтсмену, обняла его и поцеловала в щеку:
•Ну, что ты, дорогой! Очень даже рада, – и взяла из его рук огромный букет.
Яхтсмен опять засветился счастьем, обернулся к двери и призывно кому-то махнул рукой:
•Тащите.
Два толстошеих парня занесли в кабинет ящик с шампанским, поставили на стол. Рядом – корзину со сладостями.
•Будем гулять. Видишь, у тебя уже и гости, с которыми ты разговляешься коньячком, как я понял.
Только теперь Яхтсмен заметил Агату.
•Нет-нет, Паша, – категорично запротестовала Афинская. – Гулять будем вечером и завтра. А сегодня у меня много дел. Кстати, кое-какой подарок у меня есть и для тебя.
Яхтсмен уселся в ее рабочее кресло:
•Показывай.
•Не покажу, а расскажу.
Афинская подошла к Агате, с удивлением наблюдавшей за всеми событиями, взяла ее под руку и подтолкнула к двери:
•Словом, Агата, мы обо всем с тобой договорились. Я жду от тебя благоразумия и звонка. Советуйся со мной по всем вопросам. Если меня не будет на месте, я оставлю для тебя свой телефон.
Агата согласно кивнула и вышла. За дверью было слышно, как быки Яхтсмена старались закадрить девушку своими плоскими шуточками.
•Ну, расскажи о подарке, – попросил довольный собой Яхтсмен, когда они остались вдвоем.
•Что тебе Кнорус при встрече говорил о Юрайте? – сделав серьезное лицо, спросила Афинская.
Яхтсмен достал сигарету, закурил и, прикрыв глаза, блаженно затянулся. Выпустив дым, поморщился и ответил:
•Твой Юрайт – скотина. Таких мочить надо. Операция «Монахиня» – его рук дело.
•А не ошибаешься?
•Когда мы разговаривали об этом с Кнорусом, он сказал, что Юрайт сам во всем сознался. И даже должен позвонить тебе. Не звонил?
•Звонил…
•Откуда? Из Франции или уже с Канарских островов? – ехидно спросил Яхтсмен.
•Из дома.
•Что?! – в изумлении привстал с кресла Яхтсмен. – Так надо ехать, брать эту сволочь и подвешивать за яйца. Денежки и вывалятся. Сейчас я своих ребят…
•Какой же ты наивный, Паша!
•Но он признался тебе в предательстве?
•Он говорил, что организация цыган – его рук дело.
•Ну, так в чем вопрос? Нужно подвешивать за…
•Как легко тебе можно запудрить мозги! Все мероприятие блестяще провел мой ученик – Кнорус!
•Врешь! – отбросив всякий этикет при общении с возлюбленной, подскочил Яхтсмен. -Требую доказательств.
•Кнорус взял невесту Юрайта в заложницы.
Яхтсмен наконец сообразил, в чем дело.
•Вот самец! И меня, как пенька, вокруг пальца обвел. Где он?
•Если бы я знала, – ответила Афинская и, бросив оценивающий взгляд на своего «возлюбленного», добавила: – Но, думаю, что в ближайшее время буду знать адрес его конспиративной квартиры. Может быть, даже вечером.
Яхтсмен рефлекторно потянулся правой рукой под полу пиджака, словно проверяя, на месте ли его револьвер.
Оглавление