Главное меню


Книги

Сценарии

Статьи

Другое



 


Сергей Романов

Член Союза российских писателей




Художественная литература

Нищие


Оглавление

ГЛАВА 3. КНОРУС

После вечернего заседания у Афинской Кнорус долго размышлял, каким образом вызволять Юрайта. Он разработал несколько планов. Оставалось выбрать правильный. Но сначала нужно было узнать главное – где располагается офис самого Яхтсмена. Раньше его бригадиры и сборщики денег собирались около Крестовского рынка, но потом разом куда-то исчезли, оставив на толкучке только своего наместника – бригадира, который следил за работой и действиями бомжей, обитающих на самом рынке.

Кнорус уже разослал своих ребят по разным точкам города, и те активно разнюхивали, куда могло исчезнуть руководство конкурирующей нищенской фирмы.

Прошло уже два дня, а сведений не было никаких. Афинская выдала Кнорусу по первое число. Распсиховалась, разъярилась, дескать, Яхтсмен, это не иголка в стоге сена. Потом, с презрением поглядев на Кноруса, схватила свой телефон и, расхаживая по кабинету в течение полутора часов, звонила по разным номерам. В конце концов, положила трубку на аппарат и теперь уже сама в изумлении долго сверлила глазами Кноруса, дескать, ну и дела! Она только и смогла сказать:

•И зачем ему конспирироваться? Неужели порешили кого? – и, обратившись конкретно к Кнорусу, уже безо всякого гнева в голосе сказала: – Ищите, ребятки, ищите.

Кнорус и сам ездил по местам, где с сонными лицами выклянчивали милостыню бомжи. Поил их портвейном и расспрашивал, где их хозяева. Но те, заглотнув стакан, только пожимали плечами. Не удавалось проследить и за сборщиками денег. Те, собрав с бомжей выручку, не спешили куда-либо ее сдавать. Правда, Кнорус уже выяснил, что деньги сборщики передают одному человеку, но проследить за дальнейшим маршрутом этого человека ему пока не удавалось. Он умело исчезал из-под опеки ребят Кноруса.

Словом, план по выручке Юрайта, который уже сам для себя утвердил Кнорус, только ждал своего осуществления. Сначала он хотел применить простецко-пацанский вариант. Это был план на дурака: захватываются два быка из команды Яхтсмена и уже через сутки, а может быть, и несколько часов обмениваются на Юрайта. Захватывать бомжей-нищих было неразумно. Яхтсмен и пальцем бы не пошевелил, чтобы освободить их. А вот за быков, мог отдать и лучшего попрошайку Афинской, если, конечно, он не знал, что этот воин стоит десятка его быков и целой сотни бомжей, собирающих подаяние. Но если бы это мероприятие провалилось, то Кнорус мог надолго впасть в немилость Афинской. А расставание со своей госпожой пока не входило в его планы.

Крутился в его голове и второй вариант. Кнорус со своими ребятами уже проделывал подобные номера. Но тут, как говорится, фифти-фифти. Могут засечь, и тогда без скандала и мордобоя не обойтись, а может все пройти как по маслу. Заключался этот план в обыкновенном выкрадывании. Но чтобы выкрасть, необходимо было точно знать, где находится Юрайт. Хотя бы издалека осмотреть здание, если удастся, зайти в помещение, определить, какие вспомогательные средства для этого нужны.

Но Кнорус пока не знал, где располагается офис и штаб-квартира Яхтсмена. И потому, когда пошли уже четвертые сутки поисков, он отбросил все варианты и остановился на том, какой советовала применить сама Афинская – дипломатический. Он с двумя своими самыми преданными быками поедет в офис Яхтсмена и без горячки, как будто ничего не случилось, во всем разберется.

Он тянул мартини в «Космосе», когда рядом с ним на соседний стул плюхнулся Жак, грохнул кулачищами по столу так, что стакан с коктейлем из манго и апельсинового сока чуть не перевернулся на пол.

  • Ты че, озверел? – недовольно посмотрел на него Кнорус.
  • Заказывай стакан водяры, – не сказал, а скорее приказал улыбающийся до ушей Жак.
  • А ху-ху, не хо-хо?
  • Заказывай, а то не скажу, где располагается офис Яхтсмена.
  • Неужели нашел?
  • Купил. Так что, с тебя еще и сто баксов.

Официантка по щелчку пальцев поняла, что просит Кнорус для своего товарища, который часто захаживал в кафе и в выборе напитков большой фантазией не отличался, принесла два бокала – один с водкой, другой с пенящейся колой. Жак тут же махнул один и запил другим.

  • Повторить бы.

Кнорус, подавляя в себе гнев и до поры до времени терпя наглость своего подчиненного, снова щелкнул пальцами в сторону официантки. Через несколько секунд на столе появился тот же водочно-коловый набор для Жака, который закатил глаза от счастья и откинулся на спинку кресла. Он молчал, словно желал вывести своего непосредственного патрона из себя и добился этого.

  • Тебе прямо здесь в репу въехать или вниз спустимся? – распаляясь с каждым словом, прошипел Кнорус.

Жак увидел, что достиг того, чего так целенаправленно добивался. Он понял, что если скажет любую фразу, не касающуюся места нахождения Юрайта, тут же схлопочет по морде. Поэтому он решил не дразнить больше зверя и выпалил:

Это в Строгино. Малыгина, пять. Бывшее ателье. Офис занимает половину первого этажа, – и увидев, как подобрели глаза Кноруса, он махнул второй бокал с водкой, запил колой и нагло напомнил:

  • С тебя, шеф, сто баксов.
  • Обойдешься.
  • Дело хозяйское. Я, конечно, человек небедный, – опять с издевочкой говорил Жак, – поэтому телефончик и пейджер Яхтсмена при своей памяти оставлю…

Но не успел договорить, как сильнейший удар в челюсть свалил его со стула. Благо столик, находившийся за спиной Жака, был никем не занят. Официантка тревожно посмотрела в сторону Кноруса, но тот, выставив ладонь, успокоил – все нормально.

Жак поднялся с пола и монотонно выпалил все три телефона – городской, сотовый и номер пейджера. Потер ушибленную челюсть и, нацелившись глазами на подбородок Кноруса, настойчиво сказал:

  • Сто баксов-то отдай.
  • А почему не пятьдесят или не двести? – уже миролюбиво спросил Кнорус, достал пять двадцатидолларовых бумажек и положил на стол перед Жаком. – Надеюсь, компенсацию за моральный ущерб спрашивать не будешь?
  • Мне лишнего не нужно. За что купил, за то и продаю. – Он встретился взглядом с Кнорусом и понял, что бригадир ждет от него подробного рассказа. – Собственно и рассказывать-то нечего. Я выследил одного из быков Яхтсмена, после того, как он собрал выручку с бомжей на Тишинке и передал ее сборщику. Сборщик прыгнул в бээмвуху и исчез. А этого кнута я не выпускал из виду. Так, хиляк. Можно было бы придавить, как клопа. Ну, я на него наехал. А он без всяких там выпендрежей заявляет, дескать, хоть убей, а адреса не знаю. А заплатишь сто баксов – скажу. Не стал я его трясти, подумал, может, пригодится когда. Отсчитал пятьсот тысяч, он мне и сказал. Точно знаю – не врет. Он на Тишинке всегда ошивается и знает, что ему может быть от меня за туфту.
  • Чего это он такой продажный-то оказался?
  • Я же сказал – он хиляк. Только название быка носит. Его бригадиры каждый раз шугают, да, видимо, и Яхтсмен им недоволен. Словом, в немилости он. Хотел было и я ему по морде за предательство врезать, но потом подумал, а может…
  • Знаешь, Жак, что я тебе скажу, – оглядев квадратную рожу братка, сказал Кнорус, – то, что ты ему не врезал – это самая удачная мысль и самый благороднейший твой поступок, который ты совершил во всей своей бездумной жизни. Если бы ты ему врезал, я тебя бы вообще убил. Прямо здесь.
  • Вот я и подумал…

Но Кнорус уже летел к телефону, чтобы сообщить госпоже Афинской радостную весть – они не только нашли офис Яхтсмена, но и знают его телефоны.

Наутро около дома его уже ожидали два товарища «по работе», как они и условились накануне вечером. Этих ребят Кнорус знал со времен начала перестройки и ускорения. Тогда они, выпускники-школьники, не вылезали из подвалов – день и ночь таскали гири, поднимали штанги и стучали по боксерским грушам. По-бычьи: упорно, монотонно, не жалея ни рук, ни ног, ни самих себя. Они, как и десять лет назад, были немногословны, и больше умели слушать и выполнять, нежели рассказывать или что-то предпринимать сами.

Они ожидали его в машине и были уже в «рабочей» одежде – кожаные куртки, широкие штаны, на коротко стриженые головы были насажены кепочки. Все просто, отметил про себя Кнорус, и без особых излишеств.

Уж кому, как не ему, прошедшему путь от низшей касты – быка, или, как еще называли грубую физическую силу в любой полукриминальной организации, «братка», до бригадира отряда по разборкам, было знать о моде быков. Бычья мода к моде реальной имела весьма опосредованное отношение. Как показала практика, пройденная в свое время Кнорусом, на бычий стиль одежды больше влияют соображения «производственной» необходимости, а также представление братков о том, как должен выглядеть настоящий мужчина, а не «пентюх» приголубленный.

Кнорус знал, что настоящий браток никогда не наденет узкие джинсы или престижный «Ливайс». Потому что в драке в узких штанах и ногой-то как следует не размахнешься, а, во-вторых, голубой цвет того же самого «Ливайс» обожают «голубые» всего мира. Не подходил для работы и «дизель» с кожаной курткой и сапогами-казаками – это уже другой стиль жизни. Зато свободного покроя брюки-слаксы, в которых и сидели в машине его товарищи, или широкие джинсы-трубы, которые он сам когда-то любил носить, пользовались у быков огромным успехом. В таких штанах удобно было драться, убегать, догонять, прятать в карманах необходимые увесистые предметы. Примерно по той же причине были модны у быков и суперкороткие стрижки. Во-первых, в драках или при задержаниях врагу неудобно ухватить быка за волосы. А во-вторых, опять же, чтобы окружающие не спутали с членами секс-меньшинств.

Сам Кнорус был в костюме и галстуке, как всегда на работе.

Еще раз оглядев перед ответственной поездкой своих подопечных, он представил, как нелепо выглядели бы на их шеях модные галстуки. Впрочем, он прекрасно знал, что настоящий браток никогда не наденет галстук. Сей невероятно модный у бизнесменов предмет мужского гардероба воспринимается как элемент форменной, в том числе и милицейской, одежды. Ему же, Кнорусу – бригадиру, галстук полагался как бизнесмену.

Из-под курток товарищей Кноруса выглядывали тенниски с расстегнутыми пуговицами. Поэтому можно было полюбоваться впечатляющих размеров шеей и грудью.

Он уселся на переднее сиденье в «девятке», которую выделила им на время операции Афинская, завизжали колеса, и машина полетела к штаб-квартире Яхтсмена. Надо было делать дело.

Вообще-то Кнорусу не хотелось терять сегодня время из-за какого-то нищего Юрайта, которого года полтора назад он сам представил Афинской.

По дороге он вспомнил о солдатике, который вместе со своим товарищем, поистратившись в Москве, как-то нелепо собирал милостыню у прохожих в пластмассовый стаканчик из-под водки. Тогда, в течение получаса, он следил за ними с другой стороны дороги и удивлялся тому, что прохожие вкладывали в стаканчик свои деньги. Тогда Российская армия только ввела войска в Чечню, в госпитали Москвы начали поступать первые раненые, и Афинская, не зная истинного положения на чеченском фронте, чуть ли волосы на себе не рвала – так ей хотелось заполучить калеку – воина-«чеченца».

После того, как Кнорус отобрал деньги, а затем сдал вояк знакомому постовому, он не спешил уходить от милицейского отделения. Он знал, что их вскоре выпустят, и ему хотелось переговорить с ними и предложить свои услуги и работу в компании. Выпустили только Юрайта, а он, к разочарованию Кноруса, принимал участие в военных действиях на таджикской границе. Но коли уж время было потеряно, он подумал, что на безрыбье и рак может быть рыбой.

Когда Юрайт вышел из участка и уселся на лавочку, размышляя о том, что же предпринять дальше, к нему и подошел обидчик Кнорус.

Он помнил, как Юрайт смерил его презрительным взглядом и отвернулся в другую сторону.

  • Ты не обижайся, парень, – сказал примирительно Кнорус. Надо сказать, что он умел, когда требовала необходимость, найти общий язык с незнакомыми людьми. – Понимаешь, вы собирали деньги на чужой территории. Ты не москвич, и не мог знать, что в столице такое нищенство не принято. Я лишь – исполнитель и оберегаю эту территорию от чужаков. Извини уж, старик.
  • А ты сразу не мог это нормально объяснить? – уже без особого гнева отозвался Юрайт.
  • Да ты вспомни – я ведь вам так и объяснял. Разве не говорил, мотайте, мол, ребятки, отсюда подальше.

В молчании Юрайта он угадал, что парень, в принципе, уже не имеет никаких злых умыслов против него и примет любое предложение, если за ним стоит кров и пища.

Тогда он и притащил его к Афинской. Та, узнав, что Юрайт из Таджикистана, несказанно обрадовалась – тому, что, он со шрамами на лице, тому, что без пальца, тому, что не «чеченец», потому что месяца через полтора-два «чеченцев» в Москве будет пруд пруди, а пограничник из Таджикистана – это редкость. Там на границу берут служить только контингент со Среднего Востока. И послушать от участника боевых действий, что там творится, а потом составить легенду для нищего, ей было очень нужно.

За подарок в виде Юрайта она была очень благодарна Кнорусу и после этого стала не только доверять, но и требовать от него «селекционной» работы.

Теперь по дороге к Яхтсмену Кнорус негодовал на Юрайта, не хотел признавать в нем талант актера и считал всего лишь грязным нищим. Он знал, что Юрайт, «прослужив» полтора года в фирме «Милосердие», мог бы, если захотел, стать быком – физические данные ему это позволяли. Мог бы даже занять место бригадира – парень не без ума в голове. Но он – нищий. И хотя Афинская не раз говорила наедине со своим замом, что за такого попрошайку-артиста, как Юрайт, она бы, не задумываясь, отдала десяток бестолковых братков из бригады Кноруса, он лишь начинал испытывать еще большую ненависть к Юрайту. Он возмущался, но Афинская каждый раз спокойно говорила, что один только Юрайт кормит и поит целый десяток, а то и другой охранников.

Кнорусу не нужно было говорить о преимуществах нищего перед братками. Нищий – всегда в законе. А нищий с московской пропиской, которую недавно получил и Юрайт, не подпадает ни под какие статьи Уголовного кодекса, чего не скажешь о боевиках Кноруса.

Да, она, Афинская, была согласна с ним лишь в одном: на переходном этапе становления экономического рынка, пока все сферы производства и влияния не обрели своих хозяев, без грубой физической силы не обойтись. Поэтому Кнорус и его ребята какое-то время не останутся без дела. Но уже лет через пять-десять, когда в стране появится личная собственность и объявятся тысячи хозяев и хозяйчиков, все спорные вопросы, кроме уголовных, будут решаться не с помощью кулаков и оружия, а путем цивилизованных переговоров, кои он и должен был сегодня провести с коллегой по нищенскому бизнесу.

Конечно, в душе Кнорус только ухмылялся рассуждениям своей патронессы, но вполне допускал, что количество криминальных разборок будет уменьшаться. Госпожа Афинская как бы исподволь смогла убедить его и в том, что при более конкретном делении на классы – бедных и богатых – нищие никогда не останутся без работы. В любой даже самой цивилизованной стране (Кнорус мог в этом лично убедиться, побывав во Франции, Германии, Италии) нищие всегда будут иметь право на существование и заполнять самые многолюдные и достопримечательные места крупных городов.

Так что, и с углублением капитализма в России места наибольшего скопления людей целенаправленно заполнялись бомжами и бездомными, калеками и слепыми, протянутые руки которых указывали на принадлежность к нищенской профессии. Подавали же им щедро и не жалели денег. Это Кнорус прочувствовал, собирая подать с каждого юродивого. Поэтому организованный когда-то Афинской нищенский синдикат процветал и расширялся.

И сколько бы ни выражал свое презрение Кнорус и его братва к нищенскому сословию, Афинская заставляла и его, и братву не только не обижать контингент, но и смотреть за тем, чтобы чужой их даже пальцем не тронул. Во-первых, они могли потерять профессионала, а во-вторых, этот чужой мог нарушить грим на лице «рабочего-актера», тогда бы произошло прилюдное разоблачение, и фирма понесла бы не только материальный, но и моральный ущерб.

Кнорус был всем обязан Афинской. Из быка он превратился в бригадира, имел неплохой заработок, ходил при галстуке и уже забыл, когда последний раз получал по морде. Да и нужно было отдать дань таланту Афинской, которая первой разработала структуру мощной производственной корпорации нищих, коих ни до революции, ни в советские времена не было в России. И Кнорус, как никто другой, знал, что теперь из всей черной массы попрошаек, разбросанных по центру столицы, может быть, кого-то нужда и заставила в одиночку выйти на нищенский промысел, чтобы не умереть с голоду, но основную часть попрошаек составляли нищие-актеры, профессионалы своего дела, да к тому же еще и вышколенные психологи, рассчитывающие на природную русскую щедрость и доброту. Такие люди, окончившие школу Афинской, зарабатывали в десять раз больше одиночек. Поэтому те, кто обладал еще хоть каплей здравого смысла, а не маразма, понимали, что самостоятельно им не выжить, и хочешь-не хочешь, а необходимо вступать в синдикат – своего рода ассоциацию нищих-мошенников. И если в ряды нищих Яхтсмена можно было вступить без труда – отдавай только часть выручки за место, контролируемое его людьми, – то в фирме госпожи Афинской требовалось пройти жесткий отбор и сдать экзамены на квалификацию.

Поэтому нравился ли Кнорусу Юрайт-нищий или не нравился – он, Кнорус, должен уважать его, Юрайта, который приносил приличную выручку, и помимо этого защищать его, как отца родного. Хотя у него, Кноруса, к Юрайту были свои претензии. Впрочем, ни как к нищ

му, а как к сопернику на любовном фронте. И эти претензии стали еще сильнее, когда накануне горбатая старуха Ассоль рассказала ему о шашнях Юрайта с Агатой – той самой милой девочкой-скрипачкой, которую Афинская иногда привлекает для развлечения прохожих. Насколько далеко зашли отношения Юрайта и Агаты, Кнорусу еще предстоит узнать. Но, что было уже неоспоримым фактом, так это то, что их отношения с Агатой становились все холоднее и холоднее.

… Делегацию от Афинской не ждали. И охрана в офисе была обескуражена, когда Кнорус честно признался, что они из газеты «Милосердие», и что приехали, чтобы встретиться с господином Яхтсменом.

Даже охране не нужно было объяснять, что скрывалось за газетой под безобиднейшим названием «Милосердие». И, естественно, они никого не пропустили в апартаменты, а лишь сообщили по инстанции. Но и пяти минут хватило, чтобы братки Яхтсмена приготовились к незапланированной встрече.

Наконец их пригласили в гости. Они вошли в холл офиса, где в креслах уже сидели парни, по телосложению как две капли воды похожие на ребят, стоящих за спиной Кноруса. Их было человек семь. Они все жевали и беспристрастными равнодушными глазами, не скрывая, оценивали физические достоинства своих гостей.

  • Так вы по какому делу, мужики? – встал один из них с кресла, явно не из бригадирского сословия.

Поэтому Кнорус ровным бесцветным голосом, глядя поверх его головы, словно не замечая, кто с ним разговаривает, сказал:

  • С Яхтсменом бы парой слов перекинуться.
  • Тебе легче переговорить с председателем российского парламента, – не без ехидства и угрозы в голосе сказал сотрудник агентства господина Яхтсмена.
  • Хорошо, когда надо будет, поговорим и со спикером. А бригадира вашего можно видеть? Не могу же я тебе доверять важные сведения, – тут Кнорус словно впервые увидел своего собеседника и смерил его презрительным взглядом: что, мол, это еще за шавка?

Парень понял, что перед ним не ровня по сословию, а представитель администрации соперничающей фирмы. Тем более задач на хамство перед ним пока поставлено не было. И он уже коротко и деловито осведомился:

  • По какому вопросу требуется бригадир?

От Кноруса не ускользнуло, что при разговоре другие быки из конкурирующего с ними картеля по-одному вставали с кресел и, словно от безделья, ходили кругами по огромному холлу, в котором когда-то располагались и приемная, и примерочная ушедшего в небытие социалистического ателье. Он не боялся и был спокоен за своих ребят. «Но неужели, – недоумевал он, – они собрались устроить потасовку прямо у себя в офисе?» Конечно, это было несолидно.

  • Мужики, мы приехали за своим человеком. Он у вас. Здесь. Вопрос такой: мы его забираем и долго-долго не встречаемся, – сказал Кнорус.

В это время один из быков Яхтсмена, быстро присев на корточки, лихо выполнил круговую подсечку ногой, и один из товарищей Кноруса, не ожидавший удара, упал на палас, растеленный по всему холлу.

Одним прыжком он тут же вскочил на ноги, и Кнорус вздрогнул от того, что двое сопровождающих плотно взяли его в кольцо и, защищая своими спинами, вполоборота стояли, глядя в сторону врагов.

Так и положено было при нападении оберегать прежде всего своего босса, но ведь и Кнорус был не из робкого десятка, сам вышел из быков. Он освободился от опеки, и теперь они стояли втроем, прижавшись спинами друг к другу. Но дальнейшего нападения не последовало. Быки Яхтсмена расхохотались разом и опять некоторые заняли свои места в креслах, другие подперли могучими плечами выход, всем своим видом показывая, что больше и не думают предпринимать каких-либо агрессивных действий. А подсечка, мол, это всего лишь милая шутка.

  • Че вы, ребята, на ногах так слабо стоите? – безобидно спросил тот, кто сделал подсечку.

В это время из комнаты вышел молодой парень в темном безукоризненно сидящем на его огромных плечах костюме и в золотисто-желтом галстуке. Не обращая внимания на Кноруса, он держал дверь в комнату открытой. Еще секунда – и из-за нее вышел Юрайт. В своем нелепом для этого места офицерском бушлате без погон и в яловых сапогах с отклеившейся подошвой.

Он стоял перед Кнорусом в середине огромного холла и смотрелся ужасно нелепо среди ребят в кожаных куртках и широких модных штанах. Он теребил в руках офицерскую шапку, которая служила больше не для обогрева головы и ушей, а для сбора денег.

Идеально одетый Кнорус в какую-то секунду даже сделал шаг назад, словно шарахнувшись от этого нищего в сторону. Но тут же, поймав себя на мысли, что вражеской стороной это будет все дико осмеяно – дескать, приехали за товарищем и сами же от него разбегаются, обнял его за плечи и ровным голосом сказал тому, кто был в желтом галстуке:

  • Ну, мы поехали.
  • Ага, езжайте, – таким же смешливо-ироническим голосом ответил парнишка.
  • Тогда, передавайте привет вашему папе от нашей мамы, – сказал Кнорус.
  • А она только что ему позвонила и сама передала. Ваша мамашка – нашему папашке, – с нескрываемым ехидством, дабы унизить и обидеть гостей, сказал желтый галстук.

Чтобы не остаться в долгу Кнорус парировал с не меньшим ехидством и презрением:

  • Вам бы, молодой человек, галстучек поменять. Вечерний он, не офисный.

Все еще держа за плечо Юрайта, он с силой развернул его к входной двери и все поняли, что пора двигаться к машине.

Когда садились в машину, Кнорус, хотя и старался не показывать свою злобу, но сопровождающие Юрайта видели, что он внутренне негодовал. Это было и в самом деле так. Кнорус был недоволен и нелепым видом Юрайта, и своим товарищем, которого так легко уложили на пол простой подсечкой. Что его радовало, так это то, что он уел этого ухаря в желтом галстуке. Он догадывался, что яхтсменовский бригадир, скорее всего, был назначен на должность совсем недавно, а потому еще мало разбирался, что и когда можно носить при костюме.

Но негодовал он и на себя. Впервые из-за того, что ему, Кнорусу, смышленому мужику, до сих пор не нашлось более достойного места в жизни, чем собирать дань с калек и нищих. В принципе, собирать деньги – занятие достойное, но в том случае, если они все ложатся в твой карман. Кнорус же вынужден был отдавать их своей госпоже. Пусть талантливой, но все равно – бабе. И когда они тронулись в обратный путь, впервые решил, что пора организовывать свое дело. Благо, несколько основательных кольев для его процветания уже были им забиты. Без ведома Афинской.

  • Ну, чего ты тащишься на третьей скорости? – недовольно бросил он товарищу-водителю. – Машину – и ту прилично водить не можете.

Все молчали, предпочитая не раздражать своего шефа. Хотя, конечно, он был не прав.

Свою неправоту понимал и сам Кнорус, но не мог подавить раздражения. Ему хотелось скорее встретиться с Агатой. Вспомнив о ней, он обернулся на заднее сиденье, где прижался головой к окну молчаливый Юрайт. Да, он имел очень уж жалкий вид, но Кнорусу его было нисколько не жалко. Он лишь подумал: что общего может быть между этим солдафоном и хрупкой симпатичной скрипачкой, в которую он влюблялся все больше и больше?

  • Они тебя били? – спросил он Юрайта.
  • Было дело, – нехотя ответил тот.

Оглавление