Назад
ПРИТЧА О ПРАВОПОРЯДКЕ
Мужикам в одной деревне совсем житья не стало. Прислали нового участкового, и тот повел усиленную борьбу с нецензурным словом. Спрячется где-нибудь за прилавком в продмаге, мужики после работы домой тянутся, ну и как не заглянуть на огонек, да не взять бутылочку. Купят и стоят тут же судачат, где ее, значит, уговорить. А что за разговор без смачных словечек! А тут и он, участковый, появляется:
– Нарушаете порядок. Материтесь в общественном месте. С тебя, с тебя и с тебя – штраф…
А куда против власти попрешь?
Или заскочит на машинный двор, где трактора и комбайны к посевной готовят. Опять же, что за ремонт без красного словца? А он уже тут как тут. А на общественных собраниях, когда решался деловой колхозный вопрос, штрафы пачками выписывались. В клубе молодежи проходу не давал. Ругнулся паренек около кассы, и вместо билета купил штрафную кавитацию. Или увидит как молодцы штакетинами друг друга охаживают – редко когда разнимет. Зато после драки всех препроводит в участок и накажет штрафом – за… нецензурные выражения. В драке-то, естественно, культурных слов никто не выбирает.
И вот что интересно: сам он, сволочь-участковый, никогда не выражался. Даже штраф когда взимал, вежливыми словами как из рога изобилия сыпал. «Будьте добры, получите, пожалуйста квиточек за штраф. Распишитесь вот здесь. Вот спасибо, благодарю…»
Мужики поговаривали, что в своем районном отделении участковый был на самом хорошем счету, ежемесячно получал премии, и его физиономия висела на доске почета – как самого образцового. Мужики подсчитали, что только за уборочный сезон, поганый мент, оштрафовал около сотни односельчан. По 158-й, так сказать, за мелкое хулиганство каждого второго из мужской части населения.
Словом, в деревне воцарился порядок – не то что драться, выпивать или собираться в общественных местах перестали. Даже из дома на культурные мероприятия не выходили. Кому выгодно штрафы-то платить? После работы шли по избам и уже там волю душе давали. На общественные собрания стали одни бабы ходить, да и то необходимого кворума для выборов и перевыборов, как правило, не хватало. На дискотеках тоже одни девчата танцевали, а, значит, и клуб убытки нес. Зато в деревне – тишина и порядок. Ни дерутся, ни воруют, ни ругаются, в кучки не собираются. А участковому это только на руку. Он-то в передовиках.
А в деревню комиссии зачастили, других ментов тьма понаехала, так сказать, за приобретением опыта. Ходят, глазеют. А что ходить и глазеть, если на улицах ни души? Все по домам попрятались, смотрят в окна и матерятся, дескать, попробуй выйди, тот же оштрафуют. У участкового, который важным гусем по улицам ходит, спрашивают, как, мол, таких успехов добился? Ведь раньше эта деревенька скромностью не славилась?
Он и рассказал. А тут милицейских начальников осенила идея – внедрить опыт по всему району и даже на область рекомендовать. В обще взялись штрафовать сельский люд и другие участковые. Месяц штрафуют, второй, третий. Посевная подходит. Пора комбайны готовить, трактора. А менты всем скопом высыпали на машинные дворы. Ждут, так сказать, клиентов. А клиентов, то есть матершинников, – тю-тю. Словно сговорились колхозники и совхозники и никто не пожелал готовить машины. На фермах техника из строя выходить стала – а ремонтники дома сидят матерятся. Посевную почти что провалили, удои резко вниз пошли, клубы давно уже на замки закрыты. Короче говоря, и район и область по всем производственным показателям план провалили. Зато на улицах – тишина.
Тут стал губернатор по своей епархии ездить, интересоваться причинами резкого падения производственных показателей. Встретит руководителя района или сельскохозяйственного предприятия и давай его отборными матюгами обкладывать, а тот только на самого главного милицейского начальника из губернаторской свиты посматривает и молчит. Боится, чтобы самому на штраф, значит, не налететь. В конце концов, узнал губернатор причину резкого падения производственных успехов, вызвал самого главного милицейского генерала и провел с ним соответствующую беседу. Постучал кулаком по столу и, не выбирая выражений, объяснил что почем.
Короче, всем участковым было рекомендовано больше не штрафовать за нецензурную брань. Но народ-то все равно об этом не знает. Не напишешь же в газетах объявление, дескать, каждому честному гражданину разрешается, костерить, посылать, выражать свое недовольство не только можно, но и нужно. А что делать? И вот тот самый главный милицейский генерал порекомендовал своим участковым и другим милиционерам при встрече с народом больше не церемониться и не выбирать красивых слов. Поймал нарушителя – обложи матом. Разнимаешь дерущихся – ругайся громче всех. Участвуешь в разговоре сельчан – расскажи самый грязный анекдотец.
И постепенно область и тот самый район, с которого и началась компания, стали улучшать свои производственные дела. Удои вверх поползли, амбары зерном заполнились. Все встало на свои места.
Только вот инициатор почина покинул ряды армии участковых. Не смог себя перебороть и освоить хотя бы самый короткий набор народно-эмоционального лексикона. И его «вежливо» попросили уволиться, как человека безынициативного и порочащего честь доблестного страха порядка. Вот так.
1997 г.