Назад
О РЕВМАТИЗМЕ
В Магдагачи мы напросились на ночевку на животноводческую ферму. Дородные дояры, даже не предложив молочка, с подозрением оглядели нас и указали на стог рядом с коровьим загоном. Борис, простудившись в дороге и раз за разом жалуясь на ревматизм, забрался в глубь стога, накрылся телогрейкой и забросал себя сеном. Еще долго изнутри исходили его воздыхания по поводу больной спины.
– Навозом надо лечиться. Благо ферма под боком. – посоветовал я.
– Погавнистей ничего не мог придумать? – обиделся он. – От меня и так мочой за версту несет.
– Балда ты, Боря! Ничего не понимаешь в народном целительстве. Перепревший навоз полон лечебными свойствами.
– Что ж я его должен себе на спину прикладывать?
– Зачем на спину? Идешь в хлев, выбираешь навозную кучу побольше, выкапываешь в ней ямку, раздеваешься и садишься. Но это способ для притворщиков типа тебя и эстетов. А те больные, которым и в самом деле ревматизм мешает наслаждаться жизнью, копают огромную яму. И уже не садятся, а лежаться в нее и сверху забрасывают себя навозом. Так, чтобы из коровьего дерьма торчала одна голова.
– И сколько времени наслаждаться таким удовольствием?
– Сеанс должен длиться часов шесть.
Из сена высунулась голова Бориса:
– Ты это серьезно?
– Я же как никак все-таки биолог. – хмыкнул полусонный в ответ.
Кто-то пнул меня ногой. Открыл глаза и увидел рядом человека в милицейской фуражке и с погонами старшего лейтенанта.
– Участковый Добрюха, – гнусаво представился представитель власти. Позади него стояли два мужика-дояра, которые накануне предоставили нам место ночлега. – Документы какие-нибудь имеешь?
– Ну а как же без документов, поднимаясь со своего ложе и ища глазами Бориса, ответил я. Достал из вещмешка справку и подал участковому, – Пожалуйста.
Он развернул и бросил взгляд на бумагу.
– Та-ак, господин Тяучев Николай, с какой колонии сбежал? И где ваш товарищ?
– Не из какой колонии я не бегал, – хамовато ответил я, – А дружок в стоге должен быть. Спит еще, наверное. Борис!
Борян не отзывался. Я взял охапку сена из того места, где должен был лежать мой попутчик и отбросил ее в сторону. В углублении лежала только телогрейка.
– Ума не приложу, куда он мог деваться!
– Мы его по утру около скотного двора видели, – сказал один из дояров.
– Он в навозной куче рылся, – подтвердил другой, – Может быть оружие прятал?
– Сейчас проверим, – озираясь по сторонам, ответил старший лейтенант. Он тут же вытащил из под кителя наручники, – А тебе, господин, придется походить в браслетах.
– А как же я свои вещи понесу? – спросил я.
– Молча, – бросил милиционер мне в ответ.
Мы направились в сторону скотного двора. Впереди дояры, за ними я, а следом за мной участковый. Обошли выгон, где уже паслось стадо и приблизились к огромной навозной куче. «Духарь» стоял такой, что городскому человеку можно было запросто потерять сознание. Из кучи торчала блаженная голова Бориса.
– Вон его подельщик, – указал пальцем один из дояров.
Я, заметив Бориса, прыснул. Милиционер, видимо боясь запачкать сапоги в навозе, остановился в десяти шагах и крикнул в его сторону:
– Ты что там делаешь, говнюк?
– Лечусь, гражданин начальник. Ревматизм, понимаете ли, совсем одолел. А навоз, по утверждению народных целителей, лучшее для того средство.
– Вылезай! – строго приказал участковый. – Ты арестован.
– Вот те на! – отозвался Борька, отгребая руками от себя навоз. – А что вменяется мне в вину?
– Вылезай, – еще строже повторил представитель местной власти, – Узнаешь.
Борис поднялся и двинулся в нашем направлении. Он был в одних трусах и походил на курортника, посетившего грязелечебницу. Только вместо целебных грязей торс его хилого тела облепляли лепешки навоза. Он кончиками пальцев держал поднял с земли свою одежду.
Милиционер закрыл ладонью нос и невольно сделал два шага назад, словно боясь, что «преступник» может дотронуться до него.
– Можно ему где-нибудь отмыться? – спросил он у удивленных видом Бориса и глупо улыбающихся дояров.
– В коровнике есть кран. Только с холодной водой.
– Следуйте в коровник, – приказал нам обоим старлей.
– Я под холодную воду не полезу, – стал возмущаться Борис, – Моему здоровью холод противопоказан. У меня ревматизм.
– Я его сейчас быстро-то дубинкой из тебя выбью. – Пригрозил, казалось, совсем растерянный участковый, но снова обратился за помощью к представителям фермы, – А теплой воды хотя бы ведро найдется? Вымя-то коровам вы теплой водой обмываете?
– Ведро найдется, – согласился один из дояров и нехотя направился к входу в коровник.
Через полчаса мы, уже оба в наручниках, сидели в дальнем конце кабинета поселкового отделения милиции и дожидались решения своей дальнейшей судьбы. Участковый по телефону запросил областное УВД, дабы справиться, находимся ли мы в розыске, не сбежали ли из ближайшей колонии, которых в этих краях было натыкано немереное количество. Кстати, и дояры с фермы, которые поставили в известность о нашем ночлеге в поселке участкового, также были зэками. За хорошее поведение начальство разрешила им свободный выход с зоны в поселок. Но не дальше.
– Кто тебя надоумил в говно залезть? – равнодушно спросил участковый, кося глаза на телефонный аппарат.
– Он. – кивнул в мою сторону Борис.
– А что сам-то не полез? – вопрос направлялся ко мне.
– У меня нет ревматизма.
– Ты что врач? – оторвал глаза от телефона милиционер и пристально оглядел меня.
– Он – биолог, – не дав мне открыть рта, – снова отозвался Борька. – Между прочим, кандидат наук.
– Воровских наук? – улыбнулся мент.
– Мы честные путешественники. К тому же естествоиспытали.
– Это мы сейчас узнаем.
Тут же протяжными позывными зазвонил телефон и, судя по тому, как поменялось настроение участкового, он понял, что задержанные им «господа» в розыске не числятся. Он поднялся и, морщась от запаха, по-прежнему исходившего от Бориса, снял наручники. Уже без надменности обратился ко мне:
– Что, действительно, навоз помогает? Вот у меня в осеннюю распутицу ноги все время скручивает…
– Тогда надо дождаться, когда корова совершит процесс дефекации, и в свежие еще, еще дымящиеся лепешки на часок засунуть ступни. Потом закутаешь чем-нибудь теплым.
– Что же мне, как и ему в коровнике лечиться, при всем честном народе.
– Дома лечись.
– Дома коровы нема. Только лошадь. Лошадиным не хуже будет?
– Еще лучше. Зарываешь ноги по самые яйца в навозную массу, сверху выливаешь ведро водки и покрываешь еще одним слоем навоза…
– Целое ведро водки! – перебил Борис, – Ты что с ума сошел!
– Не перебивай.
Мент вытащил блокнот:
– Ты не гони, дай-ка я лучше запишу. И сколько держать?
– Как можно больше. Рекомендуется часа полтора. Правда, больше получаса еще никто не выдерживал.
– А самогон вместо водки можно?
– А отчего же нельзя? Можно и самогон.
Участковый вдруг быстро засунул блокнот обратно в карман и с подозрением посмотрел мне в глаза:
– А ты не врешь?
– С какой стати?
– Да сейчас много шутников появилось, которые рады сравнивать милицейские внутренние органы с человеческими и со всем тем, что из них выходит.
– Я не из тех шутников.
Мент поднялся со стула, открыл сейф и вытащил из него бутылку и стакан.
– Только ты там же и сиди, – сказал, глядя на Бориса, – Твой товарищ тебе поднесет. Предлагаю выпить за здоровье.
Через час, пошатываясь, мы вернулись к стогу, где ночевали и забрали свои рюкзаки. Рыболовная сеть из моего вещмешка бесследно исчезла.
1999 г.