Назад

РАЗ, ДВА ВЗЯЛИ!

В ходе русско-японского пробега по дальневосточному бездорожью всякое бывало. И простуды после проливных дождей случались, и комары до отвала накормлены, и встречи с таежными обитателями были нередки. Но самое главное на руках у каждого члена автопробега образовались сухие мозоли. И для наших «Нив», также как и для японских «Ниссан» прогулка была не из приятных. Грязь, заросли, речки с крутыми перекатами. И перед каждым препятствием, которое вдруг возникало на пути, раздавался отборная матерщина нашего водителя Паши.

Вот уж был ругальщик, так ругальщик! И в Бога, и в душу, и… Таких поискать!

Понимающие русский язык японцы лишь краснели, но вежливо и снисходительно улыбались: мол, русские преодолевают препятствия не с помощью лопат и лебедок, а с помощью какой-то матери. Те, кто русского совсем не знал, вопросительно заглядывали в лицо переводчику: чем там Павел опять недоволен, почему ругается? А переводчик тоже густо краснел, в сердцах махал рукой и ничего не переводил. Не переводится такое на японский.

Руководитель автопробега с российской стороны на привалах часто вызывал Пашу к себе в палатку и проводил с ним разъяснительные беседы. Хотя, честно сказать, и сам, когда по близости не было японцев, грешил и любил придать своей речи ругательно- эмоциональную окраску.

– Что же ты делаешь, вражина! Ты же под угрозу, япона мать, ставишь наши дружеские отношения. Ты только представь себе, едрена вошь, что о нашей богатой всякими традициями российской культуре могут подумать жители страны Восходящего солнца!

Руководитель пробега очень доходчиво и, что самое главное, на понятном Паше языке объяснял: в чем и где тот был не прав. Паша соглашался и обещал быть во всем похожим на своего начальника. Надо было отдать тому должное, потому что ни один японец от руководителя срамных сл

в никогда не слышал.

Эх, видели бы вы Пашину мину, когда его «Нива» всеми колесами завязла в болотной топи! Он выжимал педаль газа, и все, кто толкал машину, понимали, что творится в его душе. Но он, стиснув зубы молчал. С берега за форсированием топи наблюдали японцы.

«Нива» наконец выскочила, проскочила болото и остановилась метрах в двухста от трясины. Японцев от нас отделяла та же преграда. Все щелкали мошку и вытирали пот, а Паша решил сходить и посмотреть, как поведет себя японская «Ниссан».

Буквально через десять минут мы услышали нарастающий отборный мат. То возвращался Паша. Его лицо светилось неописуемой радостью.

– Начальник! – кричал он на всю Ивановскую, – Начальник, ты мне ругаться запрещаешь, а послушал бы как японцы загибают!

– Ну и что они там загибают? – спросил руководитель автопробега, не веря ни в одно слово Паши, когда тот предстал пред самые его очи.

– Они кричат: «Все нам, х… всем!

– Этого не может быть! – сказал начальник и спрыгнув с капота «Нивы» стал спускать к болоту.

Паша и переводчик устремились за ним.

Японцы засели на том же самом месте, где только что буксовала «Нива». Они дружно раскачивали джип и в такт движениям так же дружно кричали:

– Сей на, хуйсе! В таежной глуши до нас долетало что-то похожее на сказанное Пашей: все нам, х… всем.

Мы подошли совсем близко и переводчик расхохотался. Руководитель тряс его за руку, требуя объяснения, а он лишь гоготал и вытирал слезы. Когда приступ смеха прошел, а японский джип вылез их топи, переводчик посмотрел на Пашу и сказал:

– Чудо ты в перьях, Пахан. Они кричали «Раз, два взяли!» Это -по-нашему. А по ихнему «Сей на хуйсе!» Понял?

Паша кивнул головой: не дурак ведь.

… Когда в следующий раз Паше пришлось толкать «Ниву» он надрывая горло орал:

– Хуйсе, хуйсе, хейсе…

– Его не исправишь, – с чувством скорби сказал руководитель пробега.

1998 г.