Назад

РОДНАЯ ИСТОРИЯ

Кто первым в России сказал нецензурное слово – точно не определить. Впрочем, кое-какие предположения на эту тему имеются. Одни знающие люди говорят, что на заре своей жизни первобытный человек пытался разными звуками соблазнить потенциального партнера. Позже как раз эти звуки и оформились в слова с определенным смыслом.

Другие ученые считают, что бранные слова взяли свое начало от языческих ритуалов. А после принятия христианства на Руси вся сфера языческого под влиянием официальной церкви оказалась запретной, в том числе и ритуальные выражения.

Третьи ссылаются на монголо-татар. Дескать, они, темные неучи, обучили.

После распада СССР в России появились ученые-лингвисты, кто всерьез взялся за исследования появления и употребления ненормативной лексики. И вот к какой точке зрения большинство из них склоняется…

На заре человечества первобытные люди ругались жестами. Да-да, те самые наши далекие прародители, которые по мнению великого Дарвина произошли от обезьяны. Ведь зоологи утверждают, что обезьяны ругались. Впрочем и нынче ругаются. Например, когда две макаки повздорят и одна хочет извиниться, она поворачивается к другой спиной и хлопает себя ладонью по заднице. Самое интересное, что этот же жест сохранился и у людей, только употребляют они его совсем с другим умыслом.

Когда же у пралюдей появился язык, тут же возникли и первые ругательства. Когда-то мат был знаком борьбы с громовержцем. Громовержец у славян – бог Перун. Его главные мифологические противники – Змея и Пес. А Пес нечист, и он лает, брешет. Пес – символ преисподней. В русских деревнях, между прочим, до сих пор пса в избу не пускают, в отличие от кошки. Это – рецидив язычества, подсознательное убеждение, что пес – нечистое животное. И мат, если буквально, – это песий лай, переведенный на человеческий язык. И польское «пся крев» и все наши «сучьи» коннотации – оттуда.

Уже намного позже жестовые унижения и недовольства тут же были перенесены в вербальную сферу. Во всем мире, унижая соперника, с ним грозят совершить половой акт. Но все прекрасно знают, что это всего лишь символика, поскольку никто (кроме сумасшедших, преступников и зеков) этот самый акт в действительности осуществлять не собирается. А выражение говорит о том, что пославший по матушке своего оппонента вовсе его не любит.

«Обыкновенное первое проявление ссор на Руси, – пишет русский историк Н. И. Костомаров, – состояло в неприличной брани, которая до сих пор, к сожалению, составляет дурную сторону наших нравов; эта брань до того была обыкновенна, что позволяли ее себе духовные лица, даже монахи, и при том в церкви. Сами женщины и девицы следовали общему обыкновению, и даже дети, говорит Олеарий, рассердившись на родителей, повторяли слышанное ими от взрослых, а родители не только не останавливали их, а еще и сами бранили их так же. Церковь преследовала это обыкновение, и духовные поучали, чтобы люди друг друга не лаяли позорною бранью, отца и матерь блудным позором и всякою бесстыдною, самою позорною нечистотою языки свои и души не сквернили».

Историк С. М. Соловьев описывал как ругались люди еще при Иване Грозном: «Иногда вдруг раздается шум, громкие голоса: два врага, два соперника по какому-нибудь тяжебному делу встретились и не выдержали, сцепились браниться; стоит только вымолвить первое бранное слово, и язык расходится, удержу ему нет: от лица сейчас же переход к его отцу, матери, сестрам и другим ближним и дальним родственникам, никому нет пощады, все старые и недавние истории, сплетни, слухи – все тут будет повторено с прибавками, какие продиктует расходившееся сердце.»

Иногда на кого-то говорят: «Ругается как извозчик». А ведь это выражение пришло из далекого прошлого. В 17 веке в Москве по всем площадям ожидали клиентов около тысячи извозчиков. Иностранцы, наблюдая за диковинной русской жизнью, отмечали: «За деньгу извозчик скачет, как бешеный с одного конца города на другой и поминутно кричит во все горло „Гись. Гись!“, а народ расступается во все стороны. Зазевается кто-то на дороге, так обложит извозчик зеваку таким ругательством! А встретившись лоб в лоб с другим извозчиком он будет ругаться до последнего и согласиться сломать себе ось или колесо, нежели свернуть с дороги».

У мата глубочайшие праславянские корни. И легенды о том, что матерщину к нам занесли монголо-татары, не имеют к реальности никакого отношения. Да и, имея богатые национальные традиции смешно полагать, будто жили раньше сплошь воспитанные и культурные русичи, изъяснявшиеся только языком благоухания, а потом нагрянули необразованные монголы и пошло поехало. Далеко не так. Корни отечественной матерщины зиждутся в языческих заклинаниях. Языком мата предки просили у неба и земли обильных урожаев. Каждое ругательство связывалось и переплеталось с теми или иными днями сельскохозяйственного календаря. И только с наступлением христианства начались гонения на бранные словечки. Но опять-таки, не к словам придирались священники, а к языческим обрядам и заклинаниям.

Еще до нашествия татар в глубокую старину существовал святочный обычай. Бесцеремонно распахивалась дверь в избу, где обитало сборище людей, и на потеху вносили «покойника» в гробу. Его обычно играл женатый мужик, роль которого сводилась к минимуму: лежать и молчать. Тут же находился и ряженый поп и товарищи, которые отпевали «покойника» по-матерному. А потом предлагали и всем остальным проститься. Девушки целовали его в губы или в срамное место через прореху. Причем строго! Потому как уклонившихся от целования секли розгами.

Далее ряженые предлагали «покупать нитки». Нитки заранее наматывались на детородный орган какому-нибудь женатому мужчине, а затем девушки должны поочередно откусывать заказанное количество. Игра шла до тех пор, пока весь «товар» не раскупался. Естественно, наблюдавшие, веселясь, подсказывали, как и что нужно откусывать у хрена… В процессе игры каждая девушка должна была подвергаться индивидуальному контакту с ряженым: удару, обыгрыванию фаллического символа, вербальным действиям (матерной брани) или крепкому поцелую в губы. Этими действиями девушки «чинили мельницу», «оживляли коня», «воскрешали покойника».

Такие праздничные игры считались вполне обыденным и нормальным процессом. Мало того, святочных забав с нетерпением ожидал и стар и млад. Ведь когда-то на Руси даже считали, что секс побеждает смерть. Так во многих деревнях подобные «игры» были даже элементом похоронного обряда. Да что там древность! Кое-где даже в 20 веке в доме покойника устраивались игры похлеще святочных. В первую или вторую ночь после кончины в доме умершего собирались и родственники, и соседи, и молодежь, после чего, начиналась игра в «Деда и бабу».

Парень надевал грязную рваную одежду, приделывал горб, бороду и пейсы из ветоши, обмазывал лицо сажей и брал в руки палку. Примерно также рядили бабой подростка. Потом ряженые шли к дому покойного и стучались в дверь.

– Кто там? – радостно орали родственники покойного.

Дед отвечал, что пришел торговец и хочет купить телку.

– А разрешение есть? – спрашивали из-за двери.

«Дед царапал на бумаге непристойности, и им открывали дверь. Молодежь заставляла ряженых плясать. «Дед» и «баба» валились друг на друга, и «дед» имитировал половой акт искусственным фаллосом, вырезанным из брюквы. «Баба» его била, отрывала фаллос, и в конце концов пляска заканчивалась веселой дракой.

Существует такое понятие – мания грязноругательства. Но чтобы понять откуда появилось то или иное словечко, опять-таки надо обращаться к истории и филологии. Например, одно из самых распространенных современных ругательств как «… твою мать» начало свою историю от кровосмешения. По крайней мере так хотят думать историки. Это по-научному фиксация сына на мать получила название «Эдипова комплекса». Современный же человек только для простоты называет этот порок матерным выражением. (У женщин фиксация дочери на отца называется «комплексом Электры»).

Матерщину во все времена со дня ее возникновения запрещали церковь, власти. Но она не исчезла, а осталась как определенный пласт субкультуры. Мало того, изощренно ругались сами власти. В екатерининское время князь Потемкин послал однажды одного адъютанта взять из казенного места 100000 рублей. Чиновники не осмелились отпустить эту сумму без письменного подтверждения. И тогда знатный князь на другой стороне казенного бланка своеручно написал: «дать, е…м…»

Частенько прибегал к «красному словцу» и «птенец» Петра 1, светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Перед представителями польского сейма князь держал речь и для убеждения в своей правоте прибегал к выражениям отнюдь не дипломатического характера. «…Он их Сибирью стращал и при том им сказывал: по их нравам не давлеет им б… сына в свое братство принимать, а ныне-де оне б… сына над собою в герцоги выбрали». Тон обращения Меншикова к депутатам порицал даже его доверенный человек, секретарь Вит, остроумно заметивший: «Когда мы хотим птиц ловить, то не надобно в них дубинками бросать».

История говорит, что не отказывались от матерных слов в своих произведениях Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Барков, Маяковский и Есенин. Да практически у каждого нобелевского лауреата в области литературы в произведениях проскальзывали бранные словечки. И тем не менее мы не перестали их читать и восхищаться.

Чего греха таить, матерится на Руси и стар и млад. Потому как «что ни говори, как ни уходи от вопроса, а мат – многовековое явление национальной культуры, айсберг, у которого мы видим лишь маленькую часть, совершенно не замечая огромный исторический массив и соответствующие ему архетипы, сидящие в нашем насквозь языческом сознании». Это не я сказал. Это тезис одного из ученых языковедов.

Да и природа устроена так, что новое никогда не побеждает старое. Оно всего лишь сливается с ним. Так, наше православие – сплав пришлого христианства с русским язычеством. А мат, хотя и потерял сакральное значение, но не исчез, а просто стал официально табуизированной частью языка.

И вообще: путем запретительства на Руси никогда проблема не решалась. В народе говорили так «что сладостно, то и бессовестно». И этот самый нецензурный фольклор русский въедался в душу с молоком матери. А после этого очень трудно от него избавиться.