Назад

САМА ВИНОВАТА

Она видела, что он нервничал. Он всегда нервничал, когда был чем-то недоволен. Ходил из одной комнаты в другую, что-то шептал себе под нос и расшвыривал в стороны предметы мебели. Иногда он с укором смотрел на нее, но она то делала вид, что ничего не понимает, то рисовала на лице вопрос: ну скажи, мол, скажи, что на тебя нашло, какая муха и в какое место укусили? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь? Но он продолжал ходить по комнатам, рыться в карманах брюк и пиджаков и расшвыривать в стороны стулья. Она знала почему он нервничает, какая муха и куда его укусила. Даже могла сделать так, чтобы он враз успокоился. Просто нужно было вернуть обратно то, что она у него вытащила из выходного костюма неделю назад.

Да, ровно неделю назад, в субботу, он поздно вернулся домой, долго стоял под душем, а потом, кряхтя, залез в постель. А кряхтел он всегда, когда был чем-то доволен. «Хыр-хыр», – он словно подбадривал себя или за что-то хвалил, – «хыр-хыр-хыр…» Потом издал стон неги и сладострастия и, даже не прикоснувшись к ней, засопел как маленький ребенок. А уж она-то знала, за что он себя хвалил.

Кобель! Давно за полтинник перевалило, а он вдруг забегал. Лет десять уже никуда не бегал. Предпочитал сидеть с газеткой в своем любимом кресле, и, глядя на всех поверх очков, раздавать советы. А в последние годы ни с того ни с сего стал надевать на ночь пижаму. Всю жизнь проспал с ней голышом, а тут вдруг ему холодно ночами стало. О мужниной ласке она уже забыла: угас мужик. Настоящим дедом заделался. И в смысле мудрости и в смысле стойкости. А то, от чего она когда-то трепетала, заросло быльем.

Однажды ей всю ночь снился нудистский пляж. Все и молодые и старые ходили голые и улыбались. И она ходила с ним под руку по горячему песку. А от песка шел запах похоти и желания. Проснувшись, она подумала, что рано хоронить себя. Себя и его! Она посмотрела на кроткое доброе лицо спящего мужа и решила во что бы то ни стала его спасать.

Как раз надвигался праздник – день защитников отечества. Теперь она знала, какой подарок ему нужен. В праздничный вечер они остались одни. Она накрыла стол, водрузила его любимое «Киндзмараули». И, когда сели за стол, она почувствовала, как он заволновался. Он боялся, что она его после распитая поволочет в постель. Он не давно уже не желал этого.

– Это тебе мой подарок, – сказала она и придвинула к нему блестящую упаковку.

– Что это? – изумился он. Повертел упаковку в пальцах и, не бельмеса не понимая по-английски, выдвинул предположение, – Снотворное? Ах, спасибо, дорогая. Только ты понимаешь мои проблемы: без рецепта так трудно купить снотворное!

– Это – виагра, – ответила она, пристально глядя ему в глаза, – Самая настоящая виагра. Ведь мы с тобой еще далеко не старые. Не правда ли?

Она заметила, как пробежал испуг в его глазах.

– Виагра? – переспросил он, сжимая в кулаке упаковку.

Ей показалось, что он сейчас заплачет. Только она не понимала от чего: от радости или от горя. И предложила:

– Давай выпьем «Киндзмараули». Как тридцать лет назад. И ты запьешь им таблетку.

…Из спальни вылетел стул и, ударившись о стену, рассыпался на несколько частей. Она закрылась в туалетной комнате и достала из кармана упаковку, в которой оставалось только две таблетки. Из десяти. Четыре он потратил на нее. А куда же девались еще четыре? Куда-куда! Стыдно задавать себе такой вопрос на шестом десятке лет. Что ж, сама виновата. Зачем подарила? Вот и расплата за подарок: ровно четыре субботы он возвращался за полночь, принимал душ и кряхтел. Ровно четыре недели он спал в пижаме.

– Слышишь! – раздался под дверью его грозный голос, – Верни то, что взяла у меня в кармане!

«Никогда! – подумала она и, смяв упаковку, кинула ее в унитаз, – Пусть лучше он сидит в своем кресле с газетой и дает советы».

Унитаз зафырчал, унося в потоке печаль и радость одновременно.

– Я ничего не брала, – ответила она через дверь.

– Что же мне приснилось, что ли?

– Скорее всего. – заверила она и тихо расплакалась. А когда вышла, он сидел в кресле. С газетой.

1999 г.