13

Маргарита Васильевна сидела в кабинете у префекта.

• Да что вы так разволновались, Маргарита Васильевна! Пока ничего не решено!
• Вот я и не хочу, чтобы принимались поспешные решения…
• Конечно, мы все обсудим! Но, честно говоря, мне идея Афониной нравится!
• Ну вот! И вы туда же!
• Потому что нам с вами одним эту проблему не решить! Нужна помощь общества! Всех граждан! А Афонина как раз это и предлагает. Объединить все. Городскую бедноту в единый центр: при нем и бесплатные обеды в столовой, и благотворительная раздача одежды, и тщательный учет всех остро нуждающихся. А главное, что мне импонирует в ее предложении, - привлекать к благотворительной работе обеспеченных жителей. Есть у тебя ненужные вещи – не выбрасывай, неси в центре. Сгодится. Хочешь кому-то конкретно помочь, вот картотека – с биографиями. Выбирай любого, переписывай его адрес – помогай! Нет, зря вы… у этой бабы голова варит не только в нужном, но и выгодном для округа направлении!
• Да нам не жителей надо привлекать. Нам надо сначала с самой проблемой разобраться.
• Префект хлопнул ладонью по столу, подался вперед. Направил свой неподвижный взгляд на Белякову.
• А вот этого - не надо! При всей нашей бедности, мы все-таки много делаем! Выделяем средства,  оказываем помощь… что еще…
• Фонды благотворительные создаем, - в тон ему сказала Маргарита, - Льготы там всякие. Сколько у нас в округе благотворительных фондов?  Десяток, два? А нищих на улицах меньше стало. Тогда зачем регистрировать и открывать новые, если пользы от них, что с козла молока. И новый Центр этой Афониной, помяните мое слово, - очередные рога и копыта!
• Префект несколько секунд напряженно сверлил ее злыми глазами. Потом, поняв, что никакие доводы в пользу Центра для этой женщины не станут убедительными, еще раз, но теперь уже легко, прихлопнул по столу. Обмяк, откинулся на спинку высокого кожаного кресла:
• Так, уважаемая, а у вас какие предложения?
• Надо перестать делать вид, что мы что-то делаем! Надо, наконец, обратить внимание на эту проблему, иначе…
• В глазах префекта заиграли иронические чертики, на лице отобразилось удивление:
• Иначе это как? С другой стороны зайти. Сзади например…
• Белякова не заметила его игривого настроения:
• Мы никогда не получим права именоваться цивилизованным округом, городом, государством, наконец…
• Ого хватили! Стоп. Стоп, Маргарита Васильевна А то и до голодающих африканцев доберемся. И вообще, чего это вы свои вопросы на плечи префектуры перегружаете? Заняли должность, взялись за дело – прежде всего, с себя самой и спрашивайте! А если есть какие-то возражения в адрес префектуры: изложите письменно свои контраргументы. И все к ним прилагающееся: возражения, соображения, изображения, предложения, пожалуйста! А мы уж обдумаем, обмозгуем, обсудим.  А пока извините, я ничего конструктивного от вас не услышал!
• Хорошо. Я подготовлю справку.
• Но префект уже ее не слушал. Он брал из папки одну за другой какие-то официальные бумаги, на несколько мгновений задерживал ее перед глазами и, перевернув титульным листом вниз, перекладывал на другую сторону папки. Голос его уже был монотонным:
• Вот-вот, справочку. Ясно, четко, детально, конкретно, объективно… пишите, готовьте…
•  

13а

Маргарита Васильевна читала газету "Милосердие".
Не отрывая глаз от страницы, она, нажав на две кнопки, извлекла из телефонной памяти нужный номер.
Полковник Бурдаков уже надел шинель, чтобы уходить, когда в кабинет заглянула секретарша:

• Павел Константинович, Вас Белякова из Управы. Соединить?
• А че, раз поймали - соединяйте! Какое-никакое, а тоже начальство! Управа, как никак! – ответил он тоном всюду подчиняющегося человека.

Но по-настоящему обрадоваться он себе разрешил только после того, как за секретаршей закрылась дверь. Подскочил к телефону, схватил трубку:

• Ритуля! Наконец-то! А я уж решил, что ты от меня бегаешь! Как ты-то? – что-то его стало огорчать в разговоре, и радостное возбуждение улетучивалось на глазах. – Так с новыми погонами и назначением меня три месяца назад поздравлять надо было. А теперь только впору  соболезновать!.. Понял, понял, что по делу… Хорошо, давай твою даму. Пишу. Так. Афонина Татьяна Сергеевна. 1960 год рождения. Русская. Место рождения Майкоп. Главный редактор газеты "Милосердие". Сразу могу сказать: крыса твоя Афонина. И я серьезно. Крыса. По гороскопу… А, ну-ну, сходи, познакомься, потом и мне расскажешь… Брось, Ритуль, что я тебя, не знаю что ли? Не злись! Все сделаю! Рит, Рит! – он замялся, - А, может, мы встретимся, посидим, поболтаем, как бывало раньше. Ну, можно про мужей и жен! – он совсем скис, - Пока! – он положил трубку на рычаг, - Эх, Ритуля, Ритуля, ночи темные, но короткие, грехи тяжкие и не забываемые…

14

А снег все падал. Такие снегопады бывают не часто. Но те, кто был на улице, оценить красоту мгновения, были не в силах. Снег залеплял глаза, лез под воротники, тяжелил шапки. Все спешили куда-нибудь в укрытие.
Впрочем, нет. Был человек, которому снег очень нравился. Это был мальчишечка в ярком комбинезоне. Он радовался снегу так, как умеют радоваться только дети и животные. Он приседал, бил лопаткой по земле. То подставлял раскрасневшееся лицо под снежные хлопья, то прятался от них, вереща  от восторга.
Агата и Юрайт смотрели на малыша.

• Хорошо ему! Я тоже так хочу! – – сказала она, с улыбкой глядя на малыша. Ее провожатый в стареньком бушлате и офицерском галифе стоял рядом и тоже смотрел на ребенка, правда, без всякого умиления.
• А манной каши насильно хочешь? – ехидно поинтересовался Юрайт.

Агата засмеялась.

• Можно и манной каши! Но добровольно! Есть вообще-то хочется!

Смеркалось. В сквере зажглись фонари. Папа, наконец, перестал притопывать, подхватил малыша и, несмотря на его протестующий визг и махание лопаткой по воздуху, усадил в коляску.

Они сидели в углу маленького кафе. Юрайт снял свой бушлат, бросил его на стул. Под бушлатом обнаружился старый растянутый свитер. Свитер был в нескольких местах зашит «через край». Без бушлата, воротник которого закрывал парню часть лица, стал хорошо виден шрам на щеке, ближе к подбородку.

• Тебе не стыдно с таким, как я? – спросил он Агату тихонько.
• Сама не лучше, - голос ее вдруг дрогнул, - Юрайт, почему ты не ухаживаешь за мной? Юрайт заерзал на стуле. Ему было неловко.
• А я Кноруса боюся… Он ведь за тебя может, - он полоснул пальцем по горлу и уронил голову на плечо.

Он понимал: «придуриваться» не лучший способ ухода от неприятной темы, но ничего другого он придумать не смог. Агата, скорее всего, поняла это и сжалившись, решила поменять тему:

• Не знаешь, между прочим, чего они делали сегодня в переходе?
• Кто?
• Да Кнорус с Афинской. Дядьку этого несчастного приволокли. Колю, кажется. Пел он. Кстати, выводил отменно.
• Колюня-то. Да, самородок! А чего делали, не знаю. Представления не имею! Да и не мое это дело.
• Противная она все-таки!
• Кто?
• Да Афинская!
• Благодетельница-то? – он пожал плечами, - Не задумывался. Но без ее школы я бы пропал! Сгинул бы в этом гнилом мире.
• Без нее бы ты уже два года, как на актерском учился!
• Без нее бы, я уже два года сидел бы у себя… в Тьмужопинске. На шее у матери, между прочим. Потому что делать там совершенно нечего – только ханку жрать! – ему стало неловко, что он завелся, - А на актерский я бы все равно не поступил! Я, - он понизил голос, как будто собирался сообщить ей страшную тайну, - Ни одной басни не знаю.
• Ах, бедный! – она всплеснула руками, покачала головой, - Даже «сыр, лису и ворону» не знаешь?
• В смысле лиса – это Афинская, ворона – я. Эту-то знаю. Только сыр не у вороны в клюве, а в лапах Афинской! Что же касается других произведений – тут беда.  Я ведь – контуженный! Сама знаешь, – он скривил рот, оттянул ворот свитера, закатил глаза, - Какая у инвалида-эпилептика может быть память?
•  Прекрати юродствовать! – вдруг крикнула она и, подхватив свое пальтишко и футляр с флейтой, побежала к выходу.

Он оглянулся, с грустью посмотрел ей вслед, но остался на месте. Порылся в карманах, достал деньги и сигареты. Деньги бросил на стол. Закурил. Задумался. Кажется, думы его были не очень-то веселые. Но долго предаваться им, ему не довелось.
Но она с улицы постучала в окно. Он услышал ее голос:

• Ты идешь или нет? Я замерзла тебя ждать!

Он обрадовался ей и стал торопливо одеваться.

• И никогда так больше не делай! – сказала она, когда он вышел и взял ее под руку, - Мне бабушка всегда говорила, когда я к носу глаза косила: «вот напугает тебя кто-нибудь, на всю жизнь такой останешься!»
• Ладно! Не буду больше! Но и ты меня не заводи! Думаешь, мне, душа моя Агата, роль нищего не обрыдла?
• Не называй меня Агатой! У меня имя есть! – она повернулась и пошла

Юрайт пошел за ней, на ходу приговаривая:

• Ира, Ирина, Ируся, Ириша, Ариша… Как хочешь! Только не ругайся! Мне ведь, кроме тебя и поговорить больше не с кем.

15

И снова утро. Начало рабочего дня. Юрайт на своем рабочем месте в коридоре перехода метрополитена. Только вместо теплых штанов замызганные офицерские брюки. Из-под бушлата выглядывала тельняшка. Шапка лежала у ног Юрайта. Обут он был в яловые, начищенные до блеска сапоги. Сапоги «просили каши». На одном подошва почти отвалилась.
Пожилой полковник, судя по всему в отставке, остановился, посмотрел на Юрайта осуждающе.

• Не так-то ты покалечен, парень, чтоб у людей в ногах валяться!
• Не так? – Юрайт стал подниматься, - А как?

Голос его дрогнул. На глазах выступили слезы.

• Скажи, как ты хочешь, чтоб меня покалечили? Чтоб мне руки-ноги поотрывало? Чтоб ты мои культи розовые видел? Да?  Тогда ты со спокойной душой свой долбанный рубль  мне в шапку кинешь? Сволочи-и-и вы все-е-е! Мирные ж-и-ители-и-и!

Последние слова он произнес уже в заикании. Потом рот Юрайта перекосило. Глаза расширились до того, что, казалось, готовы вылезти из орбит. По телу прошла судорога. Было видно, что у инвалида начинался припадок. Подскочившая женщина, помогла ему устоять на ногах. Он медленно начал сползать на пол. Голова парня судорожно дергалась.
На полковника, с которым Юрайт вступил в болезненную дискуссию, зашикали:

• Дергай отсюда, воин!
• Довел парня до припадка…
• Прости, сынок…- виновато сказал отставник, бросая в шапку десятку.

Не поскупились и другие. А Юрайт устало прислонился к стене, закатил глаза в потолок. Контуженный. Чего с него взять?

К нему подошел милиционер. Потряс Юрайта за плечо, спросил громко:

• Вам плохо, гражданин?

Юрайт сглотнул слюну, облизал пересохшие губы, открыл глаза.
Милиционер присел перед ним на корточки и зашептал:         
-     Здорово, контуженный!  

• Чвох, тебе бабки нужны?
• Честно? – по его лицу было видно, что очень нужны. – Не откажусь!
• Ну вот, а сам мне волну сбиваешь! Я пока пустой.
• Понял. Если что – я рядом,  - он встал во весь рост и, заканчивая сцену, спросил, - Может все-таки врача?

Юрайт отрицательно покачал головой. Милиционер отошел, влился в поток пассажиров. Юрайт закрыл глаза. Нужна была пауза.

У входа в метро тормознула белая девятка с тонированными стеклами. Из нее выскочил парень, один из тех, кого называют «лицами кавказской национальности», Он проворно юркнул в вестибюль. Сунул карточку в турникет, вбежал на эскалатор.  И нос у него, и брови, и зубы золотые, и, главное подозрительный мешок за плечами. Это «лицо» буквально кричало, чтоб у него проверили документы. Что сразу и произошло, когда он шел по переходу от «Театральной» до «Охотного ряда».  «Поиздержавшийся» Чвох своего упускать не хотел.

• Ваши документы, гражданин!

Парень остановился. Достал из кармана корочки. Документы были в порядке, но Чвох, выпятив переднюю губу, сопя, продолжал их перелистывать. Это был отработанный прием. Надо было довести «клиента» до кондиции, чтобы он начал нервничать и задавать вопросы. Но «подозреваемый» молчал, поглядывая на эскалатор. Он дождался. По эскалатору спускались Борщ  и его подручный. «Кавказец» едва заметно кивнул им и вдруг начал кричать, обращаясь к пассажирам:
-     Чеченец я! Но нэ враг вам, люды! Памагытэ, люды добрые… Мат убыт, отэц  убыт, сестры, братья - все убыт! Дом  сгорел – нэту! Савсэм адын остался!

• Э-э-э, кончай! – сержанту со странной кличкой Чвох совершенно не нужен был этот скандал, - Что в отделение хочешь? - ухватив парня за рукав, он прокричал свою обычную угрозу.

Но чеченец крутанул рукой, да так ловко, что мгновенно освободился и побежал. Сержант устремился за ним.