Назад

СОБАЧЬЕ ЧУТЬЕ

Поднабравшись семейного опыта, Валентин Галайко как «Отче наш» вывел для себя две истины. Первая: среди собак-ищеек суки обладают более чувствительным нюхом в отличие от кабелей. Вторая: его собственная жена Елизавета, тоже высокопородная, но вредная сука, имеет нюх ничем не уступающий чутью собаки-ищейки. Суки, естественно.

Еще в первый год их совместного существования по амбре, исходящему от Галайко, милая женушка точно могла сказать не только, какое количество спиртного он в себя влил, но и определить ма

ку алкоголя.

– Что нынче на портвяшок потянуло? – с ехидцей спрашивала она, стараясь как можно ближе приблизить к его раскрасневшейся физиономии длинный нос.

– А что прикажете пить, если на водочку не хватает? – вопросом на вопрос отвечал Галайко. – На свои пью, обеденные…

– Не думала, что мой муж будет увлекаться низкосортным «Алабашлы», – нервно подрагивая ноздрями, заканчивала тестирование Елизавета и удалялась на кухню.

С годами ее обоняние развилось еще больше. Галайко и мятную жевательную резинку жевал, и мускатным орехом заедал, и гвоздичку применял. Автоинспектора останавливали и ничего не подозревали, а супруга, обнюхав, точно могла определить не только, что и в каком количестве он употреблял, чем заедал, но и в каком месте происходила гулянка. На работе ли, в скверике, на стройке, в салоне машины, в бане.

– Тебе бы овчаркой работать, – злился Галайко.

– Опять с Митрохиным дешевое пиво водкой разбавляли? – уточняла жена и направлялась к телефону, чтобы позвонить жене Митрохина и рассказать в подробностях, где и как набрались друзья.

Галайко по большому счету свою Елизавету не особо боялся. Ну покричит, что с ним станется? А вот Митрохину – не сдобровать. У него и жена, и теща, и старшая дочь так отпарят – не позавидуешь. В эти минуты Галайко жалел своего напарника и ненавидел Елизавету, доносы которой в конечном итоге привели к тому, что лучший друг Митрохин стал сторониться его компании.

Однажды, Галайко заявился домой заполночь. Счастливый и уставший.

Елизавета обошла мужа, насторожилась.

– Шампанское пил. Брют.

– Верно! – подтвердил Галайко.

– Не один.

– Тоже верно. Но и не с Митрохиным. – ответил Галайко и добавил, – И не с Петровом, не с Ивановым и не с Сидоровым…

Жена шевелила ноздрями.

– Знаю, – наконец зашипела она, – Ты, скотина, с какой-то бабой пил! В машине. На заднем сиденье. И расстались вы минут сорок назад.

– И не только пил! – вызывающе воскликнул Галайко, Но и…

Елизавета потянула воздух и сделала окончательное заключение:

– И больше ничего у вас не было!

– Пока! – заорал Галайко, – Пока не было! Но скоро будет. Обязательно будет. Потому что мне больше ничего не остается. Друзей всех разогнала. Митрохина зашугала…

Елизавета молча отошла к кухонному окну и долго смотрела на темную улицу. Галайко разделся и лег в кровать. Он уже стал засыпать, когда услышал голос жены из кухни. Она разговаривала по телефону.

– Слышь, Митрохин, ты извини, что я тебя так поздно разбудила. И вообще за все извини. Я тебя, Митрохин, об одной услуге хотела попросить. Какой? Знаешь, Митрохин, ты моего Галайко не сторонись больше. Дружите как раньше. А твоей жене я звонить больше никогда не буду.

Галайко блаженно закрыл глаза…

А через полгода Елизавета устроилась работать дегустатором на парфюмерную фабрику. Больше к мужу она не принюхивалась. Хотя, наверное, знала, что, когда, во сколько и с кем он пил.

1999 г.