Назад
СОСКУЧИЛСЯ…
В Париже мы остановились у русского князя, который в 1922 году в семнадцатилетнем возрасте эмигрировал во Францию. Там же женился. Там же у него родились и дети. Дед, которому было уже за девяносто, свободно разговаривал на полутора десятках языков, обладал феноменальной памятью и не оставлял работу в главной национальной библиотеке Франции.
Мы с товарищем были первыми «ласточками» из нового поколения свободной России, кому семья князя оказала честь пожить пару недель в их доме.
Разумеется, каждый вечер мы собирались за столом, на котором как в фильмах о дореволюционной России были расставлены приборы, салфеточки, разные вилочки для рыбы, для ракушек, по несколько столовых ножей для одной персоны, разнообразные щипчики для сахара, для десерта. Словом, мы долго путались, что и чем есть, и старая княгиня охотно нам объясняла, что и как.
Ужины длились часа по три. Мы не спеша беседовали о нашей родине, пили водку за ее процветание из малюсеньких рюмочек и запивали молодым бужеле. Нам с товарищем уж очень не хотелось ударить в грязь лицом перед семьей старого князя, и мы всячески старались показать, что в России не перевелись еще воспитанные и культурные люди. Раз за разом мы сыпали словами вежливости и благодарности: «Ах, спасибо», «Извините», «Будьте добры», «Не волнуйтесь», «Что вы, что вы!» и так далее в том же духе.
Но когда ужин заканчивался, мы уходили в свою комнату и разговаривали так, как принято в хорошо знакомом кругу у нас в России, иногда с крепкими словцами и выражениями. В один из дней мы крепко поспорили с работниками таможенного контроля (отдых мы совмещали и с деловой поездкой), пришли в дом князя злые, но чинно отужинали и ушли в свою комнату. Только там мы дали волю словесным изыскам. Уж какими только словами мы не костерили таможню! Мне даже кажется, что им, таможенникам, в тот вечер сильно икалось. Но, когда мы выговорились, решили принять ванну ко сну и ложиться спать.
Товарищ приоткрыл дверь в холл, где находилась библиотека князя, и чуть не ударил ею деда. Князь стоял совсем рядом с нашей комнатой и, казалось, копался в книгах на полках.
– Простите, князь, – рассыпался в извинениях мой товарищ и весь сконфузился. Мне тоже стало стыдно, ведь князь, конечно, слышал, нашу отборную матерщину, нецензурные высказывания и прибаутки.
– Ничего-ничего, – ответил князь и когда товарищ ушел в ванную, попросил разрешения войти к нам в комнату.
– Извините меня, но я действительно, слышал ваш разговор, – признался он.
Я сразу же покраснел как вареный рак. Весь наш «культурный капитал», который мы так рьяно завоевывали за ужинами, растворился в прах, и, по моему разумению, теперь-то князь отлично догадывался, какую «культуру» мы проповедуем в новой России.
Но князь улыбнулся и сказал.
Мне недавно оставили книжечку с русскими анекдотами о поручике Ржевском. В мое время такой фамилии не встречалось. Но похожие ругальщики, как ваш поручик Ржевский, были не то чтобы в каждой роте, но и в каждом взводе. И слушая ваш разговор за дверьми, я мысленно перенесся на восемь десятков лет назад. Мой отец, полковник царской армии, часто брал меня с собой на службу, и мне, мальчишке, приходилось слышать выражения и покрепче ваших. Значит не выродилось еще искусство русского мата…
Я немного пришел в себя и даже осмелел.
– В принципе-то мы не ругаемся, но иногда даем волю языку. Но в России есть люди, которые без мата предложения связать не могут.
– И раньше были. И в кругу интеллигенции и в кругу офицеров. Мы, лицеисты, тоже зачитывались нецензурными стихами Александра Сергеевича Пушкина. Может, слышали… И князь прочитал на память:
Веселый вечер в жизни нашей
Запомним, юные друзья;
Шампанского в стеклянной чаше
Шипела сладкая струя.
Мы пили – и Венера с нами
Сидела, прея за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С блядьми, вином и чубуками? В дверях комнаты стоял мой товарищ и с открытым ртом смотрел на князя. А князь продолжал.
– И Лермонтов нецензурные стихи писал, и Барков. И анекдоты травили даже на светских раутах. Помню такой. Звонит мужчина по московскому телефону: «Девушка, дайте мне дом угол Тверской и Кузнецкого.» «Я по углам не даю», – отвечает девушка. «А как?» «По номерам».
Князь засмеялся первым. Мы натужено его поддержали – анекдотец-то был, прямо сказать, неважнецкий.
– Так что нечаянно услышав, как вы ругаетесь в комнате, я невольно остановился около дверей. Знаете, французы тоже ругаются матом. На каждой улице услышать можно. А вот русский мат давно не «радовал». Так что стоял около дверей и думал, словно в России под конец жизни оказался.
– Да вы не унывайте, – шутя успокоил князя мой товарищ, – через год-другой пол-Парижа будет русским матом друг друга крыть. Мы теперь выездные…
Князь несколько секунд помолчал. Мне показалось, что он обдумывает слова моего товарища. Потом вежливо улыбнулся и сказал:
– Спокойной ночи.
1995 г.