Страница 13.

Оглавление | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6

ГЛАВА 2

6.

Когда дверь была уже как новенькая и на черной, только что отполированной краске засияли блики переносной лампы, у Вертолета закончилось пиво. Да оно ему было уже и не нужно. Даже такую работу, как поддержать бампер, чтобы прикрутить его к корпусу автомобиля, Золотов Витьке доверить не мог. Хотя Вертолет все время порывался помогать, но держаться ровно он еще мог только сидя на лавочке.

– Золотов, вот скажи, ты любил свою тещу?

– Не знаю, наверное…

– Вот и врешь.

– Тогда если не хочешь, чтобы я тебе врал, не задавай лишних вопросов.

– Зять не может любить тещу, потому как это заложено в его генах, – выдвинул свою философскую теорию Вертолет.

– Вот как? Ну-ка объясни…

– Это не поддается объяснению. Согласись, что собака изначально не любит кошку, а аргументы этому ищет только после того, как загонит ее на дерево.

Он хотел еще что-то добавить к своей философской фразе, как из кармана Вертолета раздалась мелодия сотового телефона на мотив песни о героическом крейсере «Варяг». Витька не сразу сумел достать трубку, но, наконец, ему это удалось:

– А-а, как же! Легка на помине. Узнал, теща дорогая! Узнал! Так что, извините, насчет богатства и долголетия, сами понимаете… – Он непонимающе посмотрел на экран телефона, – Отключилась, зараза… Значит, надо ждать гостей. Золотов, спрячь меня, скорее!

Ивану удалось вдеть стрежни бампера в отверстия на корпусе автомобиля. Оставалось только завинтить гайки. Он зашел в гараж, чтобы взять их с верстака, как снаружи раздался грохот. Он тут же выглянул из-за двери и увидел Вертолета, лежащего рядом с оторванным бампером около только что выкрашенной дверцы «Мерседеса». Всю проделанную работу по навешиванию бампера нужно было проделывать заново.

– Ну, чего разлегся, помощничек! Надо же так с пива наклюкаться!

– Если человек может лежать на ни за что не держась – он еще не пьян.

Иван легко поднял Вертолета с земли и снова усадил на лавочку.

– Спрячь меня, Золотов, а то ведь теща убьет!

– Поздно, батенька, – сказал Золотов, глядя на дорогу между гаражей. В лунном свете в их направлении надвигалась фигура с мощным торсом. Тень от рук, вытянутая лунным светом, почти что волочилась по земле. ППШ держала ровный курс в сторону скамейки. И только когда она совсем приблизилась, из-за ее широкой спины появилась Даша.

– Прощай, Золотов. Ты был настоящим другом, – Вертолет положил руки на стол у опустил на них голову, готовясь к самому худшему.

ППШ уже стояла рядом с зятем. Она взялась за воротник рубахи, словно надувной мячик приподняла голову и, заглянув в лицо Вертолета, тут же выпустила воротник из рук. Лоб Вертолета вонзился в крепкую доску стола.

– Не трогайте его, мама!

– Да кто трогает твоего заморыша! И это он мне будет говорить на счет долголетия! – Только теперь, казалось, она увидела Золотова, – Это он так тебе помогает?

Золотов в ответ нашел нужным лишь улыбнуться, мол, он тут совсем не причем. Он снова опустил колени на картонную подстилку и принялся прилаживать бампер. Вертолет сам решил заступиться за себя. Он вскинул голову и послал фразу в сторону тещи.

– Иван меня за пивом посылал. А если тебя посылают за пивом, значит, тебе доверяют!

– Молчи уж, – тихо толкнула его жена, – Пошли лучше домой спать.

– Как я могу, я же Золотову помогаю. Вот если Золотов отпустит, только тогда и пойду.

Иван без всякой обиды обернулся:

– Иди, дорогой, я тебя отпускаю. Ты славно сегодня потрудился.

Даша обхватила его за талию, помогая подняться. Витька встал, посмотрел на тещу, потом на Золотова и сделал заключение:

– Ну почему вы трезвые такие тупые?

– Пошли Витья, пошли, – тоненьким голосом попросила его жена и потянула в сторону выезда. Но Витька продолжал стоять перед Золотовым и раскачивался.

– Иван, ты помнишь, какие у нас с тобой планы на завтра?

– Помню, Витя. Иди отдохни, и завтра все решим.

Когда их силуэты растворились в темноте, ППШ по-бабьи вздохнула:

– Послал Господь зятя. Говорили я Дашке: всю жизнь с этим олухом будешь слезы мыкать!

– Да нормальный он парень, – заступился Золотов, – Не сноб и не белоручка. Я же вижу, как он в гараже свои учебники читает, да и вертится целый день.

– А ума в голове – ни капли. Ни у него, ни у нее. Ну, скажи мне, Иван, ты бы решился завести ребенка, за несколько месяцев до призыва?

Золотов пропустил вопрос мимо ушей, всем видом показывая, что в данный момент для него нет важнее работы, чем закручивать гайки.

– Чего воды в рот набрал? – ППШ тоже проявила настойчивость, видимо, не желая, чтобы ее вопрос оставался без ответа, – Решился бы?

Золотов поднялся, обошел передок «Мерседеса», проверяя, ровно ли установлен бампер. Затем взял тряпку и присел на скамейку рядом с ППШ.

– Что ты, Поля, в душу лезешь? Так оно и получилось. Я своей дочерью только неделю и любовался. А потом нашу часть погрузили на платформы и увезли в Таджикистан. Больше я ни жены, ни дочери не видел. Через год в Афганистан пришло письмо: она просила развода.

– И ты дал?

– А что мне было делать? Наш полк тогда так увяз в горах, что выводить его никто из Афгана не собирался. Я ведь тогда летехой был и кроме как воевать и руку к козырьку прикладывать, ничего позволить себе не мог.

Они сидели молча. Он откинулся спиной за забор и смотрел на луну, которая время от времени пряталась в облаках. Словно напоминала жизнь майора Золотова. Серый дым от взрывов и черную выхлопную копоть от танка сменяли короткие передышки-отпуска. Ведь после развода, Золотов даже не знал, по какому адресу оправлять алименты. И только когда под торжественный марш их проводили из этой средневековой азиатской страны, и Золотову на короткое время удалось побывать в Москве, он узнал от знакомых, что его дочь умерла в годовалом возрасте. От заурядной болезни – гриппа. Бывшую супругу, чтобы узнать подробности, он искать не стал. Ребенка нет – так к чему ворошить душу и себе и матери.

Из печального далекого прошлого его вывело теплое прикосновение. Рука ППШ лежала на его колене.

– Одиноко тебе, Золотов?

– Одиноко? Нет. Одиноко было там, на войне. Вокруг масса людей, товарищей и врагов. Одних, кто мог быть не одинок, ты уничтожаешь, а за других, кто также одинок, как и ты сам, – в ответе. И знаешь, как бывало: крик вокруг, мат, смех дикий, а тебе одиноко. На войне всем одиноко, у кого нет связи с миром. Если в мирной жизни тебя никто не ждет и не помнит – очень одиноко. Ты хочешь, чтобы все быстрее закончилось, чтобы куда-то вернуться, а вернуться-то некуда! Никто тебя не ждет и никто не помнит…

Ее рука по-прежнему лежала у него на колене, и тепло, исходившее от нее, его немного коробило. Нет, ему не было неприятно, но и нежности он не испытывал. Он даже подумал, что было бы лучше, если бы они сидели по разные стороны стола. Но снять ее руку со своего колена или резко отстраниться, он не мог, только потому, что не хотел обидеть женщину. Он ни с того ни с сего заставил себя подумать о том, что если бы рядом с ним сидела Наталья и также бы держала руку на его колене, какое бы чувство он испытывал тогда? Наверное, тоже никакого. Никакого только потому, что рядом находилась совсем другая женщина, и уж тем более он не мог знать, какие импульсы могла передать ему рука генеральши. Но ощутить очень хотелось.

И ей хотелось. Она придвинулась к нему еще ближе, на самый край скамейки, положила руки ему на плечи, потянулась, вот-вот готовая дотянуться до его губ. Он со страхом смотрел, как надвигается ее лица и вздрогнул. Этого движения и их веса хватило, чтобы скамейка опрокинулась. Они опрокинулись вниз, завалились на замусоренную окурками землю. Правда, перевернутая скамейка, которая, сделав кульбит, лежала за их головами, нисколько не спасла его от покушения на собственное достоинство. ППШ оказалась на нем, ее руки, словно мощные лапы осьминога, теперь уже обволакивали его шею. Чуть приоткрыв рот, из которого исходило горячее, томительное дыхание, она смотрела ему в глаза. Он чувствовал, как колотится ее сердце.

Ему ничего не оставалось делать, как улыбнуться, положить руки ей на талию, если таковая была, и помочь подняться. Но ППШ и не думала выпускать его из объятий.

– Ну, что же ты, Золотов? – прижавшись к его щеке, выдохнула она. – Не мужик, что ли?

Он постарался приподнять голову и скосил глаза в сторону ворот:

– Я танкист, Поля, а не космонавт.

Она разжала свои объятия и сама скатилась на землю.

– Тоже мне танкист, без башни и без пушки.

Золотов оставил ее иронию без внимания, поднялся и подал ей руку.

– Не совсем без башни. Хочешь выпить, Поля?

– С тобой, Золотов, не откажусь.

Он вернулся из гаража и поставил на стол бутылку водки, кружку, вынул из кармана яблоко.

– Да лей, лей, чего ты мне капнул, как барышне? – сказала ППШ и снова подставила кружку под горлышко бутылки, – Ну, за что выпьем?

– Не знаю, Поля. Я тосты говорить не мастер. Давай молча, каждый за свое.

– Не на поминках же! Я за нас выпью, Золотов, за тебя и за себя. Чтобы у нас с тобой все хорошо было.

– В каком смысле?

– Я же сказала – в хорошем.

Кадык на ее горле задвигался, как шатун в мощном двигателе. Она выпила, и протянула пустую кружку ему. Он тоже выпил, посмотрел на бутылку, в которой оставалось граммов сто пятьдесят.

– Допьем?

– Нет, Золотов, завтра подниматься рано, – Она взяла его под руку и хитро скосила глаза, – Пойдем-ка лучше спать ложиться.

– В каком смысле?

– Да что же ты во всем смысл стараешься отыскать! Сдался он тебе, этот смысл. Вон мой Витька без всякого смысла жить старается, брать от жизни все – и рад по уши. Живи не смыслом, Золотов, а желанием. Ты меня понимаешь?

Она прижала его руку к своей груди, заставляя понять, в чем состоит ее теперешнее желание. Пусть бессмысленное.

– Теперь понимаю, – ответил он, – Надо «Мерседес» в гараж закатить.

Он высвободил руку, подошел к машине и уперся в рулевое колесо, стараясь закатить автомобиль под крышу ракушки. Она, немного обиженная его непониманием, несколько секунд наблюдала за его безрезультатными потугами.

– Эх, горе-мужики. Садись-ка в кабину за руль. Садись я говорю!

После таких слов ему покорно оставалось выполнить команду. И не успел он плюхнуться в кресло, как двухтонный «Мерседес» оказался в гараже.

Оглавление | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6