Оглавление | Назад | Дальше

I. ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

ЖИЗНЬ ЧТО БУМАЖНАЯ КОПЕЙКА

Следующий небывалый в России доселе рост фальшивомонетничества возник с началом первой мировой войны в 1914 году. В ходе военных действий официальный размен кредитных билетов на золото был временно приостановлен. Народ начал тотальную охоту сначала за золотыми червонцами, а когда они совсем исчезли, принялся выгребать из оборота серебряную, а затем и медную монету. Металл хоть чего стоил, бумага же служила только в качестве обертки. В итоге уже к 1915 году все монеты из обращения исчезли. Всюду ходили только бумажные ассигнации, разменных металлических денег не стало.

Совет Министров ничего лучшего не придумал, как начать выпуск бумажной мелкой монеты. Причем, не русских копеек, а марок достоинством от 1 до 20 копеек. С бумажных прямоугольников в глаза народу заглядывали лучшие представители дома Романовых. Вскоре к маркам добавились и копейки номиналом от 1 до 50. Понятно, что защите такой мелочи много внимания уделять не стали: разве заставишь рьяного преступника тратить время на подделку такой мелочевки? Никому из членов правительства и в голову не приходило, что вскоре о выпуске бумажных копеек и марок им придется горько пожалеть. Не только представители мира преступности, но и простой народ взялись за дело со всей серьезностью. В течение последующих двух лет на «Петербургскую Испытательную станцию экспедиции заготовления государственных бумаг» стали поступать тугие мешки с самопальными марками и копейками. Специалисты-денежники приходили в ужас: такой грубой подделки видеть им никогда не приходилось. Даже моментальным взглядом можно было определить, что у одних марок положенного количества зубцов по краям не хватало, другие напоминали усыпанные разного размера зубами челюсти крокодила. Николая 1 и Александра 1 на марках 15 × 20-копеечного достоинства были «лишены» царской чистоты, а то и вовсе проглядывались словно из тумана. Иногда угадать в лицах царей, кто из них есть кто, и вовсе не представлялось возможным. В Питере злоумышленники с легкостью штамповали желто-синие прямоугольники достоинством 50 копеек. Штамповали, не обременяя себя достать бумагу с водяными знаками. Как с неба посыпались подделки на которых герб нисколько не походил на настоящий. Попадалось много «монеты», в надписях которых допускались грубые грамматические ошибки. Слово «серебряной» писалось с двумя буквами «н», Николай, через «а». Не стоило привлекать к расследованиям узких специалистов, чтобы сделать ужасающий вывод: подделкой бумажных копеек и марок занимались люди безграмотные, а первые обыски показали, что деньги печатались, не только в подпольных цехах, но и в приусадебных сараях и в собственных квартирах.

Сдержать вал преступлений, да еще в период далеко не победоносной войны, следственно-карательный аппарат был не в силах. Обладателей поддельных купюр в управления приводили «пачками», но фальшивых копеек и марок меньше не становилось. Печатание денег, как в подпольных, так и в специальных типографиях приносило фальшивомонетчикам баснословную прибыль. Себестоимость огромного листа, на котором печаталось сотня марок 10-, 15- или 20-копеечного достоинства, обходилось всего в 6 копеек. И если учесть, что после реализации листа 10-копеечных марок можно было получить целую десятку, то прибыль составляла более 160 процентов! В последнее десятилетие самодержавия редко кто из фальшивомонетчиков брался за подделку царских денег высоких номиналов, поскольку выпускались они на качественной бумаге с несколькими степенями защиты. Русский рубль в то время очень высоко котировался и в Европе. Особенно большой популярностью русская валюта пользовалась в Германии. Солдаты и офицеры немецких войск, расквартированные в Польше, все расчеты за постой производили в германских марках, то за товар и услуги расплачивались только русскими деньгами. За кредитный билет 100-рублевого достоинства финские перекупщики платили по 130 марок, а продавали царскую «сотню» шведам уже за 200.

Но после свержения самодержавия царских денег в наличии практически не осталось. А потому Временное правительство и Государственная Дума решили увековечить дни безвластья в новых банкнотах. В марте 1917 года члены комиссии по делам искусств, которая функционировала при исполкоме Петроградского Совета, рассматривали вопрос о новых рисунках на кредитных билетах. Тогдашний министр финансов М. И. Терешенко, обеспокоенный ростом фальшивомонетничества, собрал художников и напутствовал их, какими бы правительство хотело видеть будущие деньги: «Рисунки для кредитных билетов должны быть скомпонованы прежде всего таким образом, чтобы гравирование их и затем воспроизведение на кредитных билетах представлялось вполне удобным. Далее, необходимо, чтобы рисунки по своей выписанности и подробной отделке деталей могли создавать должную гарантию в смысле защиты билетов от подделок, иной раз весьма искусных и тонких».

Вскоре после доверительного разговора был утвержден новый образец тысячерублевки, а еще через три месяца одобрен кредитный билет достоинством 250 рублей, после чего управляющий Министерства финансов М. В. Бернацкий отдал приказ печатать новые купюры. В народе новые кредитки сразу окрестили «думками», потому как художники восприняли напутствие министра финансов и не нашли ничего умнее и красивее, как увековечить на 1000-рублевой банкноте здание Таврического дворца в Петербурге, где в то время проходили заседания Государственной думы. Да и фальшивомонетчики долго не раздумывали, потому как защита «думок» оказалась ничтожной по сравнению с царскими купюрами. А потому уже через год «колыбель революции» была заполнена «думскими» подделками достоинством в 250 × 1000 рублей. Финансовый отдел Петросовета не нашел ничего лучшего, как разослать циркуляр всем продавцам и кассирам. Инструкция состояла из пунктов, которые информировали, как могут выглядеть фальшивые деньги: «бумага кредитных билетов простая, грубая без водяных знаков… все рисунки исполнены грубо: рисунок линий не выдержан, неправильный; защитные сетки изображены слабо и вообще неправильно… шрифт на фальшивых кредитных билетах резко отличается от шрифта на настоящих… грубо исполнен рисунок орла – весь он кажется однообразно-темным».

За несколько месяцев до Октябрьской революции временное правительство все-таки решилось приостановить выпуск разменных казначейских копеек, но сделать то же самое с марками, силы воли не хватило.

Но настоящий бум фальшивопроизводства пришелся на «керенки», которые были выпущены всего за несколько месяцев до пролетарской революции и оставлены новой власти как «подарок» от временного правительства. Молодой советской республике было не до разработки и создания своих рабоче-крестьянских денег, а потому «керенки» как настоящие, так и фальшивые имели активное хождение. Советская власть, продолжала заниматься эмиссией бумажек с матриц, которые остались от царского и Временного правительств. Многие коммунисты тех времен всерьез думали, что новый общественный строй «по Марксу» вот-вот вовсе отменит деньги. И когда в 1919 году все-таки появятся первые советские деньги, на них будет написано «расчетный знак». Это подчеркивало служебную, чисто техническую, временную роль денег. Позже на них печатали несколько иные надписи, но суть дела от этого не менялась. В духе эпохи, любившей сокращения, все эти выпуски получат общепринятое название совзнаки.

Но до собственных денег было еще далеко и работники уголовного розыска учились ловить преступников. В октябре 1917 года в ходе оперативного следствия выяснилось, что партия казначейских знаков 40-рублевого достоинства, совсем недавно выпущенных в обращение, была изготовлена в дубликатной мастерской на фабрике экспедиции заготовления государственных бумаг. Но это только начало, потому как уже в 1918 году в Питере было выявлено около трех десятков фактов, когда граждане сбывали фальшивые «керенки». Сотрудникам уголовного розыска удалось поймать с поличным члена кооператива «Работник» В. Е. Егорова, который, расплатился за продукты частью поддельных денег. Кооператора тут же обыскали и нашли в кармане пакет с двумя тысячами «керенок», половина из которых также оказались подделками. Егоров объявил себя невинной жертвой, дескать, деньги на закупку продуктов ему выдали в бухгалтерии кооператива. По всей видимости, это было так, потому как многие изготовители и сбытчики купюр «сомнительного качества» раздавали фальшивки рабочим и служащим, чтобы последние и запускали их в оборот.

А когда войска генерала Юденича подобрались к самому Петербургу, чекистам удалось найти в фамильном склепе купца первой гильдии Семашкова на Смоленском кладбище тайник. «Схрон» состоял из револьвера, масок из черного бархата, пузырька с ядом, париков и «керенок» 40-рублевого достоинства на сумму полмиллиона. Все деньги – «припохабнейшего» качества, отчего, видимо, сбыть их так и не удалось. Помимо тусклой бумаги, в тексте содержалась и грубые грамматические ошибки…

Смуты, войны, революции, путчи, перестройки и всякие социальные, военные и политические неурядицы всегда вызывали активную деятельность фальшивомонетчиков.

Первая мировая плавно перешла в революцию, революция повлекла Гражданскую войну. Народ хотел жить и питаться. На продукты нужны были деньги. Денег в государстве катастрофически не хватало. И теперь уже большевистское правительство вынуждено было вести борьбу с разбушевавшимся фальшивомонетничеством, которое не только не угасло, наоборот, развивалось и в ширь и в глубь. Деньги рисовали даже беспризорники. На Испытательную станцию теперь свозили поддельные бонны 50-копеечного достоинства. Подделка неряшливая, изображение тусклое, но и эти деньги пользовались у населения повышенным спросом. Все их достоинство заключалось в том, что их было много. Рабочие и крестьяне, продавцы и покупатели, в силу своей неграмотности, а также постоянно меняющихся банкнот, не всегда могли отличить подделку от настоящей купюры. В то время даже трудно было сказать, то ли фальшивки ходили наравне с оригиналами, то ли оригиналы наравне с подделками. И теми и другими в основном расплачивались на рынках и базарах.

Хотя порой попадались и весьма «серьезные подделки», как правило, отпечатанные в специальных типографиях. В начале 1918 года сотрудники уголовного розыска и Петроградского ЧК арестовали несколько производителей и сбытчиков фальшивых марок. Главарями оказались работники городских типографий. Гравера Северной типографии Юдина взяли на рабочем месте. Был пойман за руку и техник Испытательной станции экспедиции заготовления государственных бумаг Федотов. Свидетели донесли, что именно техник тайно принес нужную бумагу в типографию и приказал наладчикам пропустить 3–4 листа через машину. В тот день как раз печатались 20-копеечные марки.

Фальшивый оборот причинял и без того пустой казне молодого государства рабочих и крестьян значительный ущерб. Невероятно, но факт, что советское правительство даже рассматривало вопрос, чтобы в короткое время заменить 50-копеечные разменные бонны на марки того же достоинства с изображением… императрицы Елизаветы. Мало того, даже предполагалось, что появятся и знаки другого достоинства: по 35 × 70 копеек, на которых бы красовались лики императора Павла и русского царя Михаила Федоровича. Вот только царский герб решено было убрать, а на место, где красовался символ русских монархов, работники наркомата предполагали разместить крупные цифры, указывающие на достоинство разменной марки. Но в последний момент советское правительство спохватилось, и новые марки, а вместе с ними и царей на них, по идеологическим соображениям решили не выпускать.

Несмотря на то, что революционные денежные дворы сразу после революции печатали бумажные деньги разных номиналов, как в копеечном, так и в рублевом эквиваленте, фальшивомонетчики в большинстве случаев подделывали только марки и разменные казначейские знаки. Все объяснялось просто: если рублевые купюры, полученные на сдачу, покупатель просматривал и ощупывал, то на мелкую разменную монету, как правило, особого внимания не обращал, в расплывчатые и размазанные лица государей не всматривался. Впрочем, и сыщики того времени в расследовании поддельных копеек особой прыти не проявляли, потому что фальшивых марок ходило столько, что отследить каждое их появление не хватило бы просто ни сил ни времени. А с началом Гражданской войны осуществлять какой бы то ни было контроль за самостоятельным выпуском денег, вообще не представлялось возможным – территория России была наполнена деньгами разных белогвардейских правительств.

Колчаковских денег, которые имели хождение на территории Сибири, было выпущено так много, что правительство адмирала, не могло сказать, какая сумма находится в обороте. При этом сибирские деньги, «напечатанные на плохой бумаге, красками для крыш, односторонние, разного размера и цвета в зависимости от достоинства, никак не могли конкурировать с царскими рублями. Они очень быстро амортизировались, изнашивались, и население не желало нести убытки от их физического изнашивания».

Вместе с тем, техника изготовления этих знаков была настолько проста, что в обращение проникало огромное количество фальшивых денег. Государственный банк вынужден «…снисходительно относиться к поступившим в кассу сомнительным обязательствам, если они недалеко отступали от настоящих кредиток и выдавали прямую уверенность в подделках». В Российскую миссию в Китае поступали сообщения следующего содержания: «Российский консул в Куаньченцзы препроводил ко мне секретное сообщение ему начальника Харбинского уголовного розыскного отделения касательно появления фальшивых сибирских кредитных рублей, подделываемых в Шанхае водворяемых в Чангунь». Далее подробно сообщалось, что «выделкой фальшивых банкнот 1000-рублевого достоинства Омского правительства занимаются три поляка, один японец и один еврей. Главными покупателями банкнот являются жители Харбина, известные под названием «Володька», «Грек», «Сигизмунд», «Румын», «Мануйло» и «Гольдштейн».

Словом, Министерство финансов Омского правительства не сумело обуздать и поставить под свой контроль стихию денежного обращения, которая была наполнена фальшивыми денежными знаками. И тогда колчаковские финансисты принимают решение временно выпустить краткосрочные обязательства, причем, без какого-либо обеспечения.

Новые сибирские деньги были похожи на те, которые только что были сняты «с производства». Единственное отличие состояло в том, что в тексте отсутствовало упоминания о Сибирском Казначействе. Причем, знаки мелкого достоинства от 25 до 250 рублей, печатались с преступной небрежностью. А одна из серий 500-рублевок была выпущена с опечатками. Если в руки попадало несколько купюр одинакового достоинства, то любой простак мог без всякой лупы заметить, что банкноты различались и по цвету и по размеру. Не имея возможности улучшить качество выпускаемых обязательств, Госбанку в соответствии с указаниями Министерства финансов приходилось «снисходительно относиться к поступившим в кассы сомнительным обязательствам, если они недалеко отступали по исполнению от настоящих и не вызывали прямой уверенности в подделке».

Тем обстоятельством, что сибирские деньги выпускались практически без всякорй защиты, сразу воспользовались фальшивомонетчики, начиная от местных и кончая крупными японскими коммерсантами. Еще до изъятия «керенок» из оборота в омском «Правительственном вестнике» сообщалось, что Государственное казначейство обнаружило фальшивые краткосрочные обязательства. Причем, отмечалось, что все купюры, очень хорошо подделаны, а выдает их только бумага низкого качества. Во Владивостоке два японских коммерсанта организовали выпуск фальшивых 250-рублевых краткосрочных обязательств, которых у них было изъято на сумму 2, 5 миллиарда.

Еще одна денежная проблема состояла в том, что к 1919 году по всей территории России расплодилось немало банд и шаек, которые занимались подпольным денежным производством. Причем, сколачивались уголовные коллективы на профессиональной основе: их «штаты» укомплектовывались художниками, полиграфистами, и хитроумными сбытчиками. Одну из таких банд обезвредили петроградские чекисты в начале 1919 года. Руководителем оказался владелец слесарной мастерской, сотрудники которой конструировали машины и станки для изготовления фальшивых банкнот. Помимо «производственников» в группу преступников из 16 человек входили и художники, граверы, наборщики. В ходе следствия выяснилось, что бандиты работали не только на «общий котел», но и каждый в отдельности, если позволяла обстановка мог «урвать для себя лично». Один из подпольных полиграфистов только для собственных нужд отпечатал «керенок» на сумму более 10 миллионов рублей.

Но это только зарегистрированные случаи, потому как фальшивых «керенок» в одном Питере крутилось невероятное множество. Фальшивомонетничество становилось одной из самых прибыльных советских уголовных профессий. Колоссальный ущерб несло не только большевистское государство, но его жители, откладывавшие на более «черные дни» сбережения, часть из которых обязательно оказывалась поддельной.

Объявляющие себя народными атаманами личности, в частности батьки Махно и Петлюра, также хотели иметь свою валюту. Даже современник того времени Константин Паустовский не мог обойти события, которые происходили на Украине во времена Петлюры. В своих дневниковых записях он отмечал, что»… когда давали сдачу в магазине, вы с недоверием рассматривали серые бумажки, где едва-едва проступали тусклые пятна желтой и голубой краски, и соображали – деньги это или нарочно. В такие замусоленные бумажки, воображая их деньгами, любят играть дети. Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и настоящие. Не было ни одной типографии, где бы наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные петлюровские ассигнации… Многие предпр

имчивые граждане делали фальшивые деньги у себя на дому при помощи туши и дешевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь из посторонних входил в комнату«.

Наряду белогвардейскими, атаманскими и интервентскими, некоторым регионам, где смогла закрепиться советская власть, разрешался самостоятельный выпуск и своих, большевистских денег. Раскраску и надписи можно было выполнять на свой взгляд и вкус.

Так руководство местного отделения Архангельской Госбанка вынуждено было обратиться за помощью к местному художнику С. Чехонину. Тот отнесся к порученному делу со всей ответственностью, и привнес в местные дензнаки картинками «северные» мотивы. На пятерках, десятках и купюрах других достоинств были изображены белые мишки, моржи, ледяные торосы, снежные сугробы. Подельщики тоже быстро научились рисовать такие картинки, благо, что официальные архангельские деньги, как и криминальные, печатались на обыкновенной бумаге, без каких бы то ни было защитных премудростей. Да и в постоянной эмиссии они очень даже нуждались, потому что бумага была непрочной и быстро изнашивалась.

С такими же местными изысками выпускалась бумажная монета в освобождаемом от басмачей Туркменистане, и совсем близко от Москвы – в Тверской области. Но если в центральных областях для денежного производства имелись захудалые типографии и обыкновенная бумага, то в Якутии и этого не оказалось. Зато этикеток от различных сортов вина было в достатке. Народный комиссар финансов Якутии А. Семенов принял на себя тяжелое, но важное для рыбаков и оленеводов решение – использовать этикетки в качестве денег. Благо были они красочными, увлекательными, оставалось только собственной рукой вписать номиналы. Исторический факт не остался незамеченным Буревестником русской революции Максимом Горьким. О наркоме Семенове, которого Алексей Пешков знал лично, тут же был написан предметный очерк под названием «О единице». «Из всех бумажных денег, которые выпускались в оборот на безграничном пространстве Союза Советов, самые оригинальные деньги выпустил Алексей. Он взял разноцветные этикетки для бутылок вина, своей рукой написал на „Мадере“ – 1 р., на „Кагоре“ – 3 р., „Портвейн“ – 10 р., „Херес“ – 25, приложил печать Наркомфина, и якуты, тунгусы очень хорошо принимали эти деньги как заработную плату и как цену продуктов. Когда Советская власть погасила эти своеобразные квитанции, Семёнов прислал мне образцы их».

Финансисты и историки склонны считать, что к 1920 году почти пятая часть всех денег в стране была поддельной. Крайне редко, но все же попадались и купюры довольно неплохого качества. Но в основном фальшивомонетчики того времени щепетильной работой себя не утруждали, печатали «думки», «керенки» и все другие деньги местного значения по принципу «и так сойдет».

Наравне с винными этикетками, по территории бывшей царской империи продолжали ходить боны, марки, разменные знаки, обязательства, чеки… Их выпускали местные «однодневные правительства», городские самоуправления, комитеты и комиссариаты, отделения Государственного банка, кооперативы, общины, сберегательные кассы и даже железные дороги. Иронизируя над этой валютой, «имеющей хождение до запрещения» один из фельетонистов белогвардейского журнала «Донская волна» писал в 1919 году:

«…- Ну, хорошо, это деньги губернские, а почему же железнодорожные?

– Имеют хождение в полосе отчуждения железной дороги.

– А на пароходах были?

– Были. Кои – дальнего плавания, кои – каботажного.

– А на аэропланах не было?

– Не довелось. Мало аэропланов было».

Пестрота и многообразие наводнивших Россию денежных знаков стало возможным после распада единого великого государства, и вследствие этого сам факт любой самодеятельной денежной эмиссии, зачастую воспринимался как однозначное свидетельство «самостийнических», «сепаратических», «автономических» устремлений эмитента.

После того, как пролетарское государство практически захлебнулось фальшивыми деньгами, советская власть все-таки решилась на активные действия. Летом 1920 года революционные финансисты распорядились «прекратить любые выплаты банкнотами дореволюционных образцов, „царскими“, а также денежными знаками образца 1917 года», то есть «думками» и «керенками».

Сотрудников уголовного розыска, которые к тому же не имели высокой квалификации и только постигали науку сыска, на все случаи появления фальшивых денег не хватало. Тому простой пример. Если в 1922 году сотрудниками Петроградского уголовного розыска было отмечено более 120 случаев подделок денежных знаков, то «улов» на преступников оказался совсем незначительным: за решеткой оказались только 12 человек. Неуязвимость и безнаказанность лишь подбавила прыти фальшивомонетчикам, и по сравнению с 1920 года в 1923 их неутомимая деятельность подскочила почти на 650 процентов!

И только после окончания Гражданской войны советское правительство окончательно поняло, что без своих собственных денег не обойтись. Разруха, голод откладывали объявление коммунизма, при котором народ станет обходиться без денег, до лучших времен. Но они так и не наступят, зато за несколько последующих десятилетий существования СССР, а затем и суверенной России сменится добрый десяток денежных знаков. И все успешно и безуспешно будут подделываться.

Но о современности у нас пойдет особый разговор…

Оглавление | Назад | Дальше