Страница 11.

Оглавление | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6

ГЛАВА 2

4.

КАМаз тупым рылом уперся в самые ворота. Взбешенный Евсеич бросил бутерброд с салом на стол и выскочил на «мостик».

– Куда ж ты прешь, собака! – с легкостью перекрикивал он шум двигателя, обращался он к водителю грузовика, – А если люди выезжать будут! Освободи проход! Отъезжай, мать твою, отъезжай!

Но водитель и не думал отъезжать. Дверца со стороны пассажиры открылась и на землю спрыгнул Самохвалов.

– Ты чего дед, ржешь, как сивый мерин! Дорога пуста, никто выезжать не собирается.

– Все равно не по правилам, – нисколько не пугаясь Мерина, продолжал наступление старик, – А если пожар или стихийное бедствие приключиться, как эвакуировать народ и автомобили – проезд закрыт! Разворачивай оглобли, не то…

– Успокойся, дед! Ты сам здесь – стихийное бедствие. Я только до гаража и сразу обратно.

– Не положено! – Евсеич перегородил проход в калитке, – Убирай машину, тогда пропущу!

– На твое «не положено» – глубоко наложено, – оскалился Мерин, легко поднял Евсеича под мышки и поставил его на лестницу будки. – Тоже мне партизан!

– Паразит! – выругался Евсеич и, словно о чем-то вспомнив, заспешил на мостик.

Через несколько секунд он выскочил с сумкой в руках, посмотрел в спину удаляющемуся Самохвалову и вышел за ворота.

Кузов КАМаза, накрытый синим, как небо, тентом, был чисто вымыт. На заднем борту ярко белели цифры номера. Четырнадцать и два нуля.

Евсеич достал из сумки банку с белой краской, кисть и мгновенно обмакнув ее, подрисовал в середине нулей по черточке. Получилось четырнадцать и две восьмерки. Он выглянул из-за борта машины и, удостоверившись, что дорога к воротам по-прежнему пуста, присел на корточки и полностью закрасил жестянку с нижним номером. Хорошо было бы ту же самую процедуру проделать и с передними знаками, но вылазка партизана могла была бы легко обнаружена водителем, остававшимся в кабине.

Он снова поднялся на свой «капитанский мостик», когда увидел, что к воротам возвращается Самохвалов в сопровождении Золотова.

Евсеич с блаженной улыбкой наблюдал, как прощается с Иваном Мерин, как они пожали друг другу руки, как Самохвалов, не взирая на свой рост и вес, запрыгнул в кабину. КАМаз взревел двигателем. Золотов поднялся к Евсеичу, и наблюдая за маневрами разворота, оперся локтями на перила.

– Чего он приезжал? – спросил Евсеич.

– Командировочные документы в «Мерседесе» забыл. Да деньжат на тормозные колодки оставил.

– А куда он собрался? – продолжал выпытывать старый партизан.

– Мясо скупать по деревням поехал. Сначала в Рязанскую, а потом в Пензенскую области.

КАМаз развернулся, мощно чихнул выхлопной трубой и стал удаляться.

– Ешь твою в корень! – крикнул Иван, сбежал с мостика, – Гляди, Евсеич, номер-то нижний у него весь белый!

Он несколько раз крикнул вдогонку удаляющемуся грузовику, помахал руками в надежде, что его призывы в зеркало заднего вида увидит водитель. Но все сигналы остались незамеченными.

– Ты его сотовый телефон не знаешь? – спросил Золотов, снова поднимаясь на второй этаж будки.

– Не знаю и знать не хочу! – лениво бросил сторож и взял Ивана под руку, – Ты-то что суетишься. Ну, белый и белый, какое твое дело! Накажут – и поделом! Пошли, Ваня, я тебя чайком угощу, да дельце у меня к тебе одно есть очень важное.

– Важнее мелких пакостей, Евсеич, дел у тебя не бывает.

– Ну не скажи… – Они зашли в будку. Евсеич уселся на топчан, выдвинул ящик стола и достал замасленный конверт. – Вот, погляди-ка, какая мне бумага пришла из военкомата. Что ты мне на это скажешь?

Иван взял листок, бегло прочел.

– Что я могу сказать? Радуйся, Евсеич. Немцы готовы тебе компенсировать моральный и физический ущерб.

Евсеич прищурился:

– И какой же суммой они измеряют этот самый ущерб?

– Ты же не безграмотный, старик! Здесь ясно написано – 11 тысяч марок. Сумма порядочная. Можешь две новые «Волги» купить.

– Значит за год отсидки в концлагере, я заработал 11 тысяч марок.

– Выходит так. По тысячи марок в месяц.

– А если бы они мной крематорий протопили? Или мыло из меня сварили? То я бы этих денег не получил?

Золотов аккуратно положил бумагу на стол, посмотрел по сторонам. Взгляд Ивана упал на сумку, из которой торчала обернутая газетой банка. С кончика кисточки, на пол стекала белая краска.

– Семья бы получила, – ответил Иван, наблюдая, как разрастается пятно краски на полу.

– Семья! – крикнул Евсеич и со всего размаха так саданул по столу, что пакет с хлебом и стакан с чайными ложками подскочили, – Они нас морили голодом, гноили, унижали, а теперь хотят откупиться! Получите компенсацию! Да на хрен мне нужна их компенсация! Я ведь не за деньги партизанил, и баланду в Дахау хлебал не за оклад в твердой валюте. Я, Ваня, за родину страдал. За Сталина. Родина меня наградила. Орден есть, медали. Так на кой черт мне эти поганые деньги?

– Ну, если не хочешь, то не получай. Кто ж тебя заставляет – дело добровольное. – Не теряя спокойствия, пожал плечами Золотов.

Старик поднялся с топчана, сделал два шага в сторону двери, вернулся и снова сел на прежнее место.

– Я туда вчера ходил, Ваня. Знаешь, какая там очередь? Тьма народа! Друг друга локтями толкают, глаза у всех злые. Я пришел узнать, могу ли перевести эти деньги в фонд ветеранов или инвалидов. Так меня, Ваня, к тем дверям даже не подпустили! Орут как умалишенные – занимай, дед, очередь!

– Ну и занял бы, куда тебе торопиться?

– Куда? На тот свет! Я, может быть, помру, не сегодня так завтра!

Евсеич топнул ногой так, что кисточка свалилась с банки. Белое пятно на полу потеряло круглую форму.

– Это ты-то помрешь? – Иван, наконец, понял, по какому назначению использовалась краска и кисть, – Евсеич, ты не как опять взялся за подрывную работу?

Старик не стал отпираться:

– А я ее и не бросал, Ваня. Как начал мальчишкой в сорок третьем, так и не бросал! Враги должны нести наказание.

– Тебя послушать, так все враги! Это кто, Самохвалов враг?

– А то! Самый настоящий враг. Народ русский обманывает, обогащается и немцам помогает! Товарищ Сталин за мой поступок меня бы к награде представил!

– Что-то я не понимаю твоей философии: каким же способом Мерин народ обманывает? Мясо скупает? Так народу от этого только польза. А на счет помощи немцам, ты, дед, совсем загнул…

Евсеич поставил чайник на электрическую плиту.

– Ты не думай, Ваня, что если я старый, то совсем из ума выжил. Вот Мерин, на наши народные денежки себе иномарку купил. Значит, не нашей стране прибыль принес, а Германии. О чем, скажи мне, Ваня, наше правительство по телевизору каждый день говорит? О том, как бы побольше привлечь инвестиций из-за рубежа, чтобы поднять наше, отечественное автомобилестроение. А Мерин инвестирует немецкие компании нашими российскими долларами. А раз так выходит, разве он не враг нашей родине? Он и есть самый лютый враг! Так что, Ваня, не ругать меня надо, а наградить второй медалью «За отвагу!» У тебя вот, есть медаль «За отвагу»?

– Есть, есть. Но, стоп, старик, а за что же в таком случае, ты и меня предал, вымазал в грязи по самые уши?

– Ты чего мелешь, Ваня? – Евсеич кинул в кружку сахар и поднял густые брови от удивления. – Думай, что говоришь! Ты тоже воевал, а значит, ты есть мой боевой товарищ, как я мог тебя предать?

– А кто лифчик в машину Валерия Алексеевича подбросил?

Лицо старика озарилось и, как показалось Золотову, помолодело. Евсеич даже хлеб с салом отодвинул на середину стола, чтобы не приведи Господь, не опрокинуть бутерброд на пол.

– О, Ваня, это была уникальная боевая операция. Мне удалось это сделать в тот момент, когда его баба уже готовилась занять место в кабине.

– Но зачем?!

– А затем, потому что он – тоже враг, если является владельцем немецкой машины.

– Но иномарка, на сколько я знаю, старенькая, и он, в отличие от Мерина, покупал ее на рынке в Москве!

– Значит, покупал хлам, мусор! Наше правительство издает законы по борьбе с приобретением старых иномарок, разве тебе это неизвестно?

– Но Бог с ними, иномарками, ты же, черт старый, меня подставил! Бюстгальтер-то оказался моей соседки!

Старик придвинул к себе бутерброд, со смаком потянул чай из алюминиевой кружки, поднял масленые глазки, в которых просвечивалась насмешка.

– Извини, Ваня, на счет тебя промашка вышла. Не подумал, что на тебе аукнется. Больше такого не повторится!

– Так иди к Валерию Алексеевичу и скажи, как дело было!

– Вот сам иди и скажи! – дед хитро улыбался.

– Что скажи? Что не я, а дед Евсеич подбросил? Кто же мне поверит?

– Действительно, никто не поверит… Ты наливай чаек-то, сальцом угощайся. Хорошее сало, Мерин угостил…

Оглавление | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6