Страница 14.

Оглавление | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9

ГЛАВА 3

1.

В десять часов утра военный комиссар горвоенкома генерал Сиснев обещал выступить с приветственным словом перед призывниками осеннего набора. Начальник мобилизационной части капитан Мамедов, одновременно выполнявший работу личного спичрайтера Сиснева, ровно в девять часов вошел в его кабинет, придерживая в руке красную папку для доклада, в которую были вложены четыре листка напутственной речи, на чтение которых генерал был обязан потратить ровно десять минут. Ни минутой больше, ни минутой меньше. В армии любят точность, и Мамедов положил на стол перед Сисневым четыре листка с крупным текстом. Чтение каждого листка должно занять у генерала ровно две минуты пятнадцать секунд. Капитан это выяснил после нескольких проверочных тренировок. Но это лишь в том случае, если Сиснев не станет отклоняться и не пускаться в пространные разговоры о чести русского воина, его достоинстве, о беззаветном служении родине и т. п., что частенько с ним стало случаться, особенно после представления генеральского звания.

Но на этот раз генерал должен был уложиться точно в срок, потому как уже в 9. 45 минут у него была назначена еще одна важная встреча, на этот раз в Союзе боевых ветеранов. Президентом Союза значился ветеран Великой Отечественной войны, кавалер орденов Славы трех степеней Борис Козьмич Курников, которого на прошлой неделе привозили в центральный офис Союза, чтобы поздравить с днем рождения. Курникову исполнилось 82 года, старик часто болел и свои обязанности президента выполнял чисто формально, в редкие дни, когда его давление приходило в норму и не болела раненная нога. Только поэтому фактически всеми делами в Союзе заправлял вице-президент Сиснев. Именно хлопотам Союза Сиснев был обязан и присвоением ему генеральского звания. Именно общественная должность в Союзе, в отличие от военкоматовской, нервной, особенно в периоды призыва, приносила Сисневу не только моральные, но и материальные дивиденды. Многочисленнее коммерческие фирмы и компании, холдинги и банки щедро спонсировали Союз, помогая активно вести патриотическую работу среди молодежи, воспитывать сынов Отечества в правильном духе. Генерал Сиснев был частым гостем на телевидении, давал много интервью в средствах массовой печати, а потому тщательно отрабатывал спонсорские средства, расхваливая на все лады коммерческие организации.

Он занял свое кожаное кресло с названием «Президент», но в это утро оно показалось ему не удобным. Он почувствовал, что ему что-то мешало наслаждаться его обволакивающей мягкостью. Он отодвинул от себя папку с речью, которую уже успел положить перед ним капитан Мамедов и привстал. Между швов в сиденье вклинилось инородное тело в виде миндалевой скорлупы. С многозначительным выражением на лице он посмотрел на Мамедова, смахнул с сиденья орех, и снова опустился на кресло.

– Невероятно! – поднял глаза к потолку Мамедов, – Вы настоящий принц, товарищ генерал!

Комплимент не мог не понравится Сисневу и он, подвинув папку с речью к себе, показал глазами на стул для Мамедова.

– Ровно десять минут?

– Ровно десять. Проверено!

– Про вымирание населения написал?

– Так точно, товарищ генерал!

Сиснев снова было перевел взгляд на бумагу, но уже через секунду снова уперся в капитана:

– А про бархатную революцию?

– И про бархатную революцию не забыл, – соскочил со стула Мамедов, перебросил листок и показал пальцем в текст, – вот, читайте…

– Ты лучше сам прочти, а я послушаю, – генерал откинулся на высокую спинку кресла и закрыл глаза, вспоминая об утренней просьбе Натальи. Что она хотела? Ах да, она говорила, о каком-то парне, студенте-философе, который вот-вот должен стать отцом и просит отсрочки или…

– Дорогие призывники, как будущим русским солдатам, я хочу вам сказать один секрет. Дело в том, что американцы тщательно изучают демографическую ситуацию в России, – читал свой авторский текст капитан Мамедов, – Они знают, что население нашей славной страны сокращается с каждым годом, а потому спят и видят, как бы при случае откусить часть российской земли. Например, в виде богатой ископаемыми ресурсами Восточной Сибири или Дальнего Востока. И если мы не приведем в боевую готовность нашу армию, такая задача им будет по силам…

– Так, где же про бархатную революцию? – насупился Сиснев.

– Да вот, уже перехожу. Далее говорится, то есть, вы говорите: в связи с сокращением русского населения Янкам совсем не обязательно прибегать к военной силе. Восточная часть страны может произойти в их руки и в результате «бархатной» революции. При этом они пообещают сибиряками или дальневосточникам, что только помогут разобраться с российскими проблемами и быстро войдут на нашу территорию…

– Разобраться? Это хорошо. А где я говорю про всемогущую роль нашей армии?

– Во второй части… В дверь заглянула секретарь:

– Товарищ генерал, разрешите доложить! Вам звонит из Союза военных ветеранов Курников. Будете разговаривать?

– Да ну его! Как всегда станет на здоровье жаловаться. Впрочем, соедините. – Сиснев поднял трубку аппарата и на его лице заиграла улыбка, – Слушаю вас, Борис Козьмич. Та-ак, ветеран войны, бывший военнопленный желает сумму всей компенсации передать нам? Это же геройский поступок! Он к тому же и ваш боевой товарищ? Грандиозно! Да мы пригласим его на телевидение, мы о его поступке напечатаем во всех газетах! Вот это настоящий патриот! Что? Конечно, обязательно. Я сам обязательно встречусь с ним. Как, записываю – Степан Евсеевич Крымов. Очень хорошо. Его поступок – другим пример!

Он продолжал держать трубку около уха, глядя, как морщится Мамедов, тыча пальцем в золотые, ручные часы. Гримасничая, он старался показать генералу, что тот уже опаздывает на встречу в призывниками.

Наконец он водрузил трубку на место и посмотрел на Мамедова.

– Опаздываем, товарищ генерал!

– Генералы не опаздывают, генералы задерживаются.

– Почему,

не поняв фразы, задал вопрос начальник мобилизационной части, собирая бумаги со стола и вкладывая в папку.

– Как ты не понимаешь, черт нерусский, что генерал – это вовсе не звание!

– А что же?

– Полковник – звание, а генерал – это счастье!

По дороге на призывной пункт, позвонил прораб и сообщил, что строителям не хватает ровно пять тысяч американских долларов для покупки гранитной плитки и стройматериалов для бассейна. А еще прораб вкрадчивым голосом напомнил, что, генерал, из-за своих важных и многочисленных дел, совсем, наверное, забыл, что не выплачена заработная плата за прошлый месяц. Да еще не куплен и не привезен облицовочный кирпич для отделки башенки на третьем этаже. Если бы Сиснев вовремя и по-военному не пресек все остальные пожелания и напоминания ненасытного прораба, то тот ни за что не остановился бы и продолжал говорить безостановочно.

Не купил, не заплатил, не профинансировал, – что же это за горемычная участь такая генеральская? – думал Сиснев, – Туда деньги, сюда деньги. А где их столько взять? И вовсе погоны генерала никакое не счастья, в сплошное разорение. По крайней мере, когда Сиснев носил погоны капитана, денег у него всегда хватало. И он не жалея тратил их и на водку в афганских кишлаках, и на коньяки в столичных магазинах.

Он набрал номер домашнего телефона:

– Наталья, ты скажи своему философу, что я готов выслушать и уладить его просьбу. Ну, как ты там? А дети? Нормально? Тогда нежно обнимаю. В Союз военных ветеранов генерал Сиснев приехал с испорченным настроением. Во-первых, телевизионщики с армейского канала, которые обещали и даже божились отснять его патриотическую речь на пленку и показать в новостях не приехали. Может быть, игнорирование его персоны телевидением было в этот раз и к лучшему, потому что вторая причина плохого настроения генерала крылась в том, что его доклад постоянно прерывался пьяными выкриками призывников и колкими репликами родителей. На призывном пункте присутствовали и несколько женщин из районного комитета матерей, которые принародно передали генералу письменное заявление о произволе военных медиков. Возмущение солдатских матерей вызывал вопиющий факт признания годными к службе двух молодых парней диабетиков. И в-третьих, снова звонил прораб и сообщил, что украинская половина бригады строителей, отказывается работать до тех пор, пока они не получат все деньги за прошлый месяц.

Раздраженный всеми этими новостями Сиснев зашел в огромное, увешанное портретами и военной атрибутикой помещение общественной приемной, и уже направился к своему кабинету, как в самом углу между дверями и шкафом увидел сидящего на стуле и покорно ожидающего старика с тремя рядами орденских планок на поношенном пиджаке. При виде настоящего генерала старик поднялся со стула, вытянулся, но ни слова не проронил, пропуская генерала к дверям кабинета. Сиснев остановился:

– Вы ко мне?

– Никак нет, товарищ генерал. Я к своему боевому товарищу Курникову. Мы договаривались с ним о встрече. Но его пока нет.

Сиснев вспомнил свой утренний разговор с президентом о полоумном ветеране, который хотел сумму своей компенсации за отбывания в плену, перечислить в их фонд.

Генерал изобразил на лице улыбку:

– Ах, да помню, ваша фамилия, э-э…

– Крымов, товарищ генерал. Степан Евсеевич Крымов.

– А звание?

– Да какие могли быть звания у партизан?

– Ну что же мы стоим, проходите пока ко мне в кабинет, расскажите про лихие годы.

Он повернулся к Мамедову, который был всегда рядом с генералом и вежливо попросил организовать чайку.

– Или по сто фронтовых? – обратился он к Евсеичу, приглашая его занять место в кресле за журнальным столиком. И не дожидаясь ответа бывшего партизана, послал вдогонку Мамедову, – Капитан, и по рюмахе нам с ветераном.

Он снял фуражку, водрузил ее на вешалку и присел в кресло напротив Евсеича.

– У вас какое-то дело, или вы так, просто о былом покалякать.

Евсеич достал из кармана извещение и, дождавшись, пока генеральский ординарец снимал с подноса рюмки с коньяком и чай, протянул его Сисневу.

– Вот, мне эти деньги не нужны. Я фашиста вовсе не за деньги бил. И в плен – на работу не записывался.

Сиснев взял протянутый листок, не представляя, как им распорядиться. Таких листков по вверенному ему региону было отослано не больше сотни. Но прежде чем в них вписать фамилию, все претенденты на денежную компенсацию, выражавшуюся в иностранной валюте, были тщательно проверены по архивным данным. Причем, пропорция восемь к одному была явно в пользу тех, кто из плена на родину так и не вернулся. Еще четверо из восьми узников немецкий концлагерей дожить до дня компенсации не смогли уже в мирное время. И таких как Евсеич на территории Сиснева оказалось не больше сотни. И только один из сотни, который теперь сидел с ним и держал в руках рюмку с коньяком, отказывался от 11 тысяч немецких марок.

Генерал поднял свою рюмку и встал:

– Дорогой товарищ Крымов! Ваш героический поступок достоин награды!…

Евсеич тоже поднялся, смотрел в глаза генералу, и не понимал, о каком героическом поступке идет речь. То ли о его партизанских буднях, то ли о днях, проведенных в германском плену, то ли в нежелании получать причитающиеся ему деньги. Но генерал все держал рюмку в руках и продолжал говорить долго. Он сказал о плохой демографической обстановке в стране, о бархатной революции, которая может произойти в скором времени, об оккупации Дальнего Востока и Восточной Сибири, китайцами и американцами. И может быть, коньяк в рюмке Евсеича закипел бы от горячих слов генерала, если бы дверь не открылась и на пороге не появился президент Союза ветерана Курников.

– Степка, твою мать!

Евсеич поставил рюмку на стол и, забыв о генерале, развел руки:

– Боба! Борька.

Он сам пошел на встречу старому другу, помня о тяжелом ранении в ногу, но, еще не зная о металлическом суставе, который был вставлен в ногу Президента совсем недавно.

Они крепко обнялись и только после этого обратили внимание на покрасневшее лицо генерала. Но тень очередного раздражения тут же была заменена дежурной улыбкой.

– О сегодняшнем поступке партизана и узника немецких концлагерей товарища Крымова, мы расскажем в телевизионной передаче на армейском канале! – только и смог пообещать Сиснев.

Оглавление | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9