Оглавление | 1. Московское время 7.45 | 2. | 3. | 4. | 5.

ГЛАВА 1.

5.

Несмотря на выходной день, директор телебашни Георгий Николаевич Дроботов даже раньше обычного рабочего времени примчался на работу. Да просто не мог он усидеть дома, потому что всего лишь за неделю своего отсутствия он уже до чертиков успел соскучиться по своему высотному хозяйству. Ехал на работу и сам себе поражался: три десятка лет руководит телерадиоцентром, в состав которого входит и башня, а и недели, словно без своей жены, без нее прожить не может. Впрочем, в середине лета он никогда не брал даже самый короткий отпуск, но в этот раз просто не мог отказать любимой девочке. Именно она, семилетняя пушинка-внучка еще с Нового года умаляла деда покатать ее на пароходике. Конечно, можно было отделаться дневной прогулкой по реке, проплыть по городу, области, а к вечеру вернуться обратно, но Дроботов никогда не принимал полумер, даже в отношении ребенка. Катать, так катать, и купил путевки на круизный теплоход до Валаама и обратно. Даже соскучившись по работе, он и теперь не жалел о путешествии. Разве он не мечтал побывать в Кижах, разве не желал осмотреть каждый соловецкий островок с его монастырями, разве не хотел увидеть лагерные места, где погиб его отец – политический каторжанин? Нет, нисколько не жалел: и сам отдохнул, и желание внучки выполнил, доставив ребенку массу впечатлений и удовольствий.

Правда, радость с которой он летел в этот воскресный день в свой рабочий кабинет, была и с порога омрачена. Одна из центральных, уважаемых газет, которую зайдя в кабинет он увидел на своем столе, выплюнула на обложке эффективный репортаж, который буквально на несколько секунд и вывел директора из прекрасного расположения духа. Впрочем, это был даже не репортаж, а скорее фотоочерк. Полдюжины фотографий, с яркими изогнутыми линиями, разрезающими ночное небо и устремляющимися к пику телебашни, словно ножом резанули по сердцу. Да еще заголовок очерка заставил швырнуть очки и потянуться к ящику стола, где у Дроботова хранился валидол. Не для себя берег лекарство, а для гостей и подчиненных.

Он достал упаковку и в тот же момент откинул и пузырек на стол. Еще раз глянул на крупные, черные буквы заголовка: «Тридцать раз в год посетителям телебашни угрожает смертельная опасность!» Бред сивой кобылы! Подзаголовок набранный уже шрифтом поменьше растолковывал читателю, почему его жизни угрожает опасность: «Именно такое количество раз мощные разряды молнии испытывают телебашню на прочность. Остается дождаться, когда победит молния…»

– Чушь какая! – негромко сказал он, словно успокаивая сам себя, – Чушь собачья!

Он уже взял себя в руки, и только треснувшее стекло в очках напоминало ему о минутной слабости.

Дроботов, засунув руки в карманы брюк, прошелся по кабинету и, вернувшись обратно к столу, опустился в свое удобное кожаное кресло, в котором так хорошо думалось. Откинул голову на спинку. И теперь не мешало, конечно, собраться с мыслями и покумекать, кому из сотрудников телебашни пришла такая бредовая идея, дабы науськать журналистов на этот очерк. В кабинете уже было жарко, и он включил вентилятор, благо лишних бумаг пока на столе не было. Поток воздуха натолкнул на мысль: а как вообще могли иллюстрации попасть в редакцию? Ведь было сделано лишь три комплекта, да еще оставалась пленка негатива, которую он сразу забрал у фотографа и положил к себе в стол. Он снова резко выдвинул ящик, пошарил рукой в его закромах и вытащил наружу коробку с негативом и свой набор фотографий. Значит, по комплекту оставалось еще у самого фотографа и у начальника службы безопасности телерадиоцентра.

Потянулся было к кнопке селектора, но тут же понял, что кроме него и дежурных в административном здании никого не могло быть. Тем более в такую рань. Тем более в воскресный день.

Он вытер ладонью пот со лба: а что все-таки произошло такого страшного? Чего он так разволновался? То, что без его ведома кому-то взбрело в голову поживиться за счет журналистики? Скорее всего. А то, что касается молний и телебашни, так на протяжении трех десятков лет грозовые стрелы впиваются в ее бетонно-металлическое тело, и она стоит себе красавица, как ни в чем не бывало. Сам, виноват, тут и скрывать-то было нечего, а давно уже надо было рассказать читателям и про мощные молниевые отводы и про заградители, которые в непогоду словно игрались с грозой и все разряды легко отводили в стороны.

Но сколько не успокаивал себя Дроботов сам и понимал, что именно заголовок и текст могли с его высотным предприятием сыграть злую шутку. Боялся Дроботов только того, что после этого очерка ни один желающий посетить уникальное сооружение и на пушечный выстрел не подойдет к башне. Да, именно этот факт страшил Дроботова: кому-то сенсация, увеличение тиража, а кому-то слезы и убытки.

Слезы и убытки. Конкуренция, деньги и их катастрофическая нехватка, которую испытывал Дроботов со дня начала преобразования России.

– Да хрен с ним, очерком, – снова сам с собой заговорил Дроботов, – Умный турист сам поймет, где мешают вымысел с истиной, а дуракам на башне и делать-то нечего. Разве пивка в ресторане хлебнуть. Так не по их карману. Они, дураки, лишь потрясут газеткой во дворах или около пивных ларьков и успокоятся.

Стрелки часов уже перешагнули девятку: можно было смело идти на территорию телерадиоцентра. Те, кто по графику работал в выходные дни, должны уже быть на своих местах.

Несмотря на утро, солнечные лучи обожгли лицо Дроботова и заставили вспомнить о затемненных диоптриях в разбитых очках. Тем не менее, он без труда смог разглядеть огромный людской хвост, который тянулся к воротам телерадиоцентра. От желающих посетить рестораны и смотровые площадки на самой верхотуре, как и неделю назад, не было недостатка. «И плевали они на эту газету!» – подумал Дроботов и улыбнулся.

Он уже сделал несколько шагов в направлении башни.

– Георгий Николаевич, Жора, а меня с собой не возьмешь?

Дроботов оглянулся и увидел приветственную улыбку полковника. Того самого полковника Комитета государственной безопасности, которого он перетянул к себе сразу, как только тот оказался на пенсии. Перетянул и без боязни доверил должность главного охранника.

Они обнялись.

– Ну, как вы тут справлялись? – щуря глаза, спросил Дроботов.

– А чего ж ты себя пупом земли считаешь?

– А как же? Именно пупом мы и считаемся. Не метрополитеном же командуем, а самым высоким сооружением в стране.

– Это верно, – согласно кивнул головой Улыбышев, – Но все равно щеки-то сильно не разувай, кожа порвется. А так только одна неприятность была, ты уже с ней ознакомился. А я во всем уже разобрался. Фотограф-то наш раньше в этой газете работал. Он мне об этом сам не говорил, но я по своим каналам выяснил. Надо ж, мошенник, какой. Из редакции его за прогулы уволили. Так он трудовую книжку поменял, когда к нам шел устраиваться. А когда редакторы в издании поменялись, он снова стал с газетой заигрывать. Вот, гаденыш, для этого и оставил у себя комплект иллюстраций.

– Подожди, Петр, не гони собак. То, что отдал, или как там, продал иллюстрации – это полбеды. Ну его этого шпиона к Аллаху. Я ведь тоже сначала психанул, даже вот очки разбил. А потом подумал, что мы сами должны были давно уже заговорить об уникальности нашей башни. Самим надо было и про молнии и громоотводы рассказать. Меня взбесило только одно – подача материала.

– Он, стервец, позвонил и напел заместителю главного редактора о смертельной опасности для посетителей. Говорит, хотите сенсационный материал?

– Тебе кто, заместитель об этом доложил?

– Да нужен мне заместитель! Там в заместителях чуть ли не девчонка работает. Шустрая такая. Вечером он ей иллюстрации принес, а утром уже с ними номер вышел. Я главного редактора знаю отлично. Еще когда в КГБ работали, этот парень нам очень помогал. Как говорится, не по нашей просьбе, а по наитию души. Понимающий мужик, страдающий за отечество.

– Ладно, оставим этот разговор.

– А пинка под зад этому… – Улыбышев не договорил, понимая, что Дроботов сам догадается, о ком речь.

– Дам, дам. Чтоб вперед батьки в пекло не лез. Что там еще? Уж, порадуй чем-нибудь…

– Щас, будет тебе и хорошенькое.

Они вошли в холл башни, и Дроботов, как делал этот тысячи раз, устремился к своему служебному лифту. Но Улыбышев тут же ухватил его за локоть.

– Стоп, не беги, Георгий. Ты же хорошенькой новости хотел? Вот сейчас и поедем на втором общем лифте.

– Ты что там мой портрет прицепил?

– Нет. Там оператором работает прехорошенькая девушка, которая только позавчера вышла замуж. Вот ты, как руководитель, ее и поздравь. А она тебя, как руководителя, прокатит по всем этажам. Благо, час посетителей пока не пробил.