Оглавление | 1. Московское время 23.55 | 2. | 3. | 4. | 5. | 6. | 7.

ГЛАВА 7

2.

Когда штабной автобус уехал в безопасную зону, командный пункт по тушению пожара был перенесен в фойе телебашни. С потолка со всех щелей, чуть ли не ливнем падали потоки воды. И этот факт, по соображениям Герасимова, давал шанс надеяться на то, что полковник Веригин, все-таки добрался до противопожарной системы и заставил насос заработать. Иначе, откуда ей взяться, воде? Только вот выдюжит ли полковник, отсеченный от нижних ярусов ревущим пламенем? Герасимов понимал, что потоки дыма заполнили буквально все помещения, которые находились выше уровня огня. По его приказу несколько самых квалифицированных бригад спасателей, несмотря на огромную температуру, в настоящее время находились в нескольких метрах от огня и искали малейшую возможность, дабы пересечь полыхающий фронт, пронести через него необходимое оборудование, инструмент, медикаменты и, самое главное, кислородные баллоны. Словом, все, что предназначалось тем, кто мог в это время находиться наверху.

Но пока проскочить линию огненного фронта не никому удавалось. Мало того, час от часу сверху поступали новые, еще более печальные сообщения.

Герасимов усталыми глазами посмотрел на потрескавшиеся губы Романцева:

– Говоришь, штук шестьдесят уже лопнуло?

– Не меньше, Илья Артемович. В основном рвутся те тросы, что закреплены на отметках выше 300 метров.

– Оно и понятно, – Краснопольский поправил каску, которую ему вручили спасатели, поднял глаза к потолку, с которого струями лилась вода, – Там, где самая большая температура, они и плавятся. Но, повторяю, на устойчивость башни это не влияет!

Романцев включился в разговор:

– Если верить схеме натяжения тросов, то верхнюю часть башни держат 98 канатов. – Он положил перед Герасимовым запачканный сажей план канатной арматуры, – Глядите, Илья Артемович, 30 тросов закреплены на 385-й отметке, 29 – на 357-й, 10 на 321-й и еще 29 на трехсотой. Если даже предположить, что половина канатов, которые держат металлическую часть башни, разорвались, то, сможет ли устоять гигантская «этажерка»? Она ведь, словно колено от удочки, просто воткнута в бетонное кольцо башни.

Выслушав Романцева, Герасимов перевел взгляд на Краснопольского.

– Игнатий Давыдович, как вы думаете, в результате пожара могут ли быть отклонения ствола башни от вертикали?

– Такие отклонения происходят и без пожаров в обычные даже безветренные дни. До двух с половиной метров.

– В безветренные? – подумав, что ослышался, переспросил Герасимов.

– Флюгер башни может отклоняться под воздействием солнечной инсоляции. Но при самых максимальных скоростях ветра, какие были зарегистрированы в нашем городе за сто последних лет, концовка металлической фермы может отклоняться от оси и до 12 метров.

– Но… при наличии натяжных канатов!

– Господин Герасимов, вы меня пытаете, как сотрудник НКВД! Я что ж, по вашему, болван-недоучка? Давно уже установлены теодолиты и с минуты на минуту инженеры строители доложат точные цифры отклонения флюгера. – Архитектор, тяжело вздохнул, сделал несколько шагов к стене, вернулся обратно, – Но я уверен – они в пределах нормы! В фойе появился Нифонтов, подошел к Герасимову, грустно улыбнулся:

– Зрителей больше, чем на центральном стадионе во время международного футбольного матча! Милиция в мегафоны кричит, дескать, в целях безопасности, просим отойти от башни на расстояние восемьсот метров! Иностранные журналисты в тот же миг на своих машинах исчезли из поля видимости, а наши – куда там! Милиционерам пришлось расчленять толпу и вытеснять людей от телецентра небольшими группами. Самые любознательные наотрез оказывались покидать насиженные места. Один даже кричал, что сотрудники милиции нарушают гарантированную свободу на передвижение! Надо же, чего удумал! Им объясняют, что все делается в целях только их собственной безопасности, но и слушать не желают!

Герасимов хмыкнул:

– А что вы хотите, Григорий Яковлевич! Не мы ли сами воспитали такой бесстрашный народ? Они у зубного врача рот боятся пошире открыть, но вы разве не помните, когда во время путча по улицам свистели пули и пушки расстреливали здание правительства, зеваки чуть ли под танки не лезли и даже не думали разбегаться по укрытиям.

– Вот-вот: им говорят, что башня может рухнуть, а они лишь посмеиваются и пьют пиво.

– Не рухнет она! – чуть ли не завизжал Краснопольский. За его спиной стояли инженеры, – Вот сводки. Отклонение флюгера от оси – полтора метра. Что гораздо ниже всех расчетных показателей!

– Ну, что вы так нервничаете! Игнатий Давыдович, – данные строителей-инженеров немного обрадовали Герасимова, – Кто же с вами спорить пытается? Верим мы вам, очень верим! В это время в фойе влетел лейтенант Климков и, расталкивая всех на своем пути, прорвался к Герасимову. Махнул рукой:

– Там… там наверху… на веревке болтается кто-то из ваших спасателей!

Герасимов резко встал:

– Где на верху? На какой еще веревке?

– Там, – Климков сглотнул слюну, – На стене башни. Прямо под «катушкой»!

Герасимов, увлекая за собой всех остальных, направился к выходу. Климков, стараясь не отставать, шлепал сапогами по залитому водой полу.

– Я к самому стволу башни-то подошел, чтобы снизу посмотреть отклонение макушки, а рядом вдруг что-то как шлепнется! Осколки в разные стороны, и мне по сапогам! Смотрю, прямо под ногами что-то похожее на рацию. Ну, думаю, какой же это идиот швыряется казенным имуществом? А когда башку-то задрал, в лучах прожектора и увидел под самым рестораном человека. Судя по синему комбинезону, ваш спасатель…

– С какой стороны? – спросил через плечо Герасимов, когда они вышли из помещения.

– Здесь, слева был. Надо было бинокль взять, товарищ начальник.

Герасимов отошел от основания башни метров на сорок, посмотрел вверх, где располагалась ресторанная надстройка, но никакого человека там не увидел.

– А вам не показалось?

– Да вон же он, левее! – закричал Романцев, показывая рукой на крохотную фигурку. – Вверх лезет!

Герасимову принесли бинокль. Он поднес его к глазам и тут же негромко произнес:

– Наш парень. Только не пойму, как он там оказался? – он опустил бинокль и поискал глазами Нифонтова, – Григорий Яковлевич, ведь всего четверть часа назад вы мне докладывали, что все наши спасатели находятся ниже очага пожара.

Нифонтов молчал. Сощурив глаза, он следил за действиями одного из своих подчиненных, который теперь не раскачивался, а медленно перемещался вверх по стене.

– Кто этот отчаянный, Григорий Яковлевич? – еще раз, уже более настойчивым голосом, обратился к начальнику МЧС города Герасимов.

– Не знаю, товарищ генерал. Надо сделать перекличку во всех спасательных экипажах.

– Можно мне на секунду бинокль? – спросил Романцев и, не дожидаясь разрешения, сам взял из рук начальника оптику.

– Пашка! Мостовой! Черт, он же не сможет преодолеть такой огромный выступ!

– Кто такой Мостовой? – теперь Герасимов гневно сверлил глазами Романцева, – Как он там оказался?

Романцев протянул бинокль обратно, опустил голову. На асфальте лежали пластмассовые осколки от разбитой вдребезги рации.

– Он из вашей команды?

– Из моей, товарищ генерал. Мы застрявший лифт с пожарными искали. Обнаружили. Но пока резали в обшивке шахты дыру, кабина снова неожиданно исчезла. Не понятно было, то ли она полетела вниз, то ли из-за оборванных противовесов, унеслась выше. Мы с Мостовым разделились. Он пошел наверх, а я стал спускаться.

– Но там же было пламя?

– Видимо, он пробрался на балкон через служебные помещения.

Толпа наблюдавших за альпинистом-одиночкой хором ахнула. Чуть заметная фигурка в синей одежде, вдруг сорвалась и полетела вниз, но через несколько метров, резко застопорилась. Герасимову в бинокль хорошо было видно, как Мостовой, после неудачи, уперся ботинками в стену башни и снова стал подниматься к «катушке».